Литклуб

АЛЕКСАНДР

ВОЛОВИК

 

ИЗ КНИГИ «СВЕРСТАТЬ ВСЕХ НАВЕК»

НАЧАЛО И КОНЕЦ

Трудно начать – я слыхал от начавших –

проще продолжить: начало-то есть!..

Может, и так. Но значительно чаще

главная трудность, конечно, конец.

Мало сыграть в окончательный ящик.

Стих – мой пожизненный ангел и бес –

он и посмертно мне ЗАГС и СОБЕС,

телохранитель и душеприказчик.

Трудно начало?!.. – Присутствуя днесь,

Мысль, извращая посредством словес,

выйду ль за рамки, и где – настоящий?..

Только конец, точно телекинез,

нерукотворно взметнет до небес

прах и низвергнет в пучины смердящи.

 

 

 

              ИГРА

Прагматик:

 

Что значит "творчество"? – Оно игра.

Не надо морщиться, водить пора.

Не жалкой салкою, не в домино,

а – вроде сталкера (см. кино).

В ночи торжественной, как балдахин,

жужжат торгующие барахлом:

– Да это ж лежбище баллад и схим...

– Нет, это гульбище шарад и хохм...

– Ах, это поприще ума и чувств!..

– О, вакханалия слогов и нот!..

Скептик:

 

–Да это, знаете, – мура и чушь.

кому не налили, тот и не пьёт.

Цугцвангом шествуя из бара в холл,

упал вистующий: был мал да хил...

Там и торгующие барахлом,

где храм торжественный, как балдахин.

Романтик:

 

А в утлой хижине, ковчеге дум,

как неподсвеченный, бледнеет ГУМ,

летают чижики, свистит лапта,

и лунным светочем ночь залита.

В сиянье месяцев, в потёмках дней,

миры мерещатся миров чудней.

Они реальнее вещей и тел.

Не тьма анальная, а леса тень.

Не скрежет лифта и не шины всхлип,

не ворон, каркая, роняет сыр,

а – шорох лиственниц, рыданье лип,

дриада арфою струит эфир...

Эфир, как плазма, а душа – фужер,

да не преполнится ея объём!..

Наглядным пламенем из фибр, из жерл

да вспыхнет Творчество – Игра с Огнём!

 

 

***

 

Когда под кнутом вдохновенья

уложены буковки в ряд,

и ангелов сложное пенье

не ранит взыскательный слух,

тогда возникают из мрака

кудрявые тени коряг,

которые терпит бумага

без, вроде бы, видимых мук.

Я, стихотворенья директор,

умеренный прапорщик слов,

вхожу, как простой вивисектор,

с метафорой наперевес.

Я что-то кромсаю и чищу

и определяю на слом.

Перо в моих грубых ручищах

работает, как Днепрогэс.

И вот интенсивно коснеет

крылатое тело стиха,

его амфибрахий тускнеет,

и ритму хребет перебит.

И вот, в результате творенья

совместного: мной и в верхах,

вы видите стихотворенье.

Приятен ли вам этот вид?

 

***

 

ПО СПИРАЛИ

Творец – теоретик скорее, чем практик.

Венец арифметик – скопленье галактик.

Но график развития космоса в точки

по мере прогресса подтянет виточки:

Земля – не звезда же! Пустыни и горы

за место в пейзаже не кончат раздоры,

пока не покажутся – как в окуляре –

двуногие злые смышлёные твари.

Под ними скребутся невинные мышки,

беседуют буквицы с буквами в книжке,

которые молча строчит авторучка

(такая писучая тонкая штучка).

Ползёт паучок по седой паутинке,

качается пчёлка на тощей былинке,

красивая бабочка крыльями машет,

полезный микроб создаёт простоквашу.

Урчит протоплазма в невидимой клетке,

молекула страстно прильнула к соседке,

и вирус становится собственным братом,

и непредсказуемо крутится атом.

Протоны вращаемы (судя по с п и н а м !)

и неисчерпаемо антинейтрино...

Но даже ему не прорваться на волю –

за рамки безумной теории поля!

 

***

 

Победитель – всегда похититель,

он с победы имеет трофей.

Им обобран правитель и житель.

Ключ от города, девственность фей –

всё его теперь, даже de jure,

ибо он неподсуден теперь.

Ибо этой великой фигуре

небожители ныне родня.

Перст творения – он. И натуре

просто незачем делать меня.

***

Ничего не слышно, кроме

мата, глупостей и лжи.

Вот трамвай, десятый номер,

на площадке кто-то жив.

 

 

ВРЕМЯ НЕПРОСТОЕ ВРЕДНОГО ЗАСТОЯ

Дамы, кавалеры,

драмы, адюльтеры,

бодрые попойки,

добрые помойки,

нудного ученья

трудное мученье,

дальние походы,

ранние восходы,

горные восторги,

гордые мосторги,

памятные ночи...

Молодость, короче.

 

 

 

 

В НОСТАЛЬГИЧЕСКОМ ДИЗАЙНЕ

 

В ностальгическом дизайне

оформляя каждый шаг,

по местам былых лобзаний

отправляюсь не спеша.

От Сокольников к Арбату

и в Черёмушки с Филей

носит юности фрегаты

ветер памяти моей.

По Таганке, по Мясницкой,

у Рождественских ворот

прохожу, и будто снится

это утро, вечер тот...

Та скамейка, эта липа,

тот троллейбусный маршрут...

Тридцать три беззвучных клипа

перед взором проплывут.

Всех припомню поимённо,

с кем был близок и знаком.

А фрегат разнознамённый

пролетает с ветерком.

1998

***

ВЕСНА

Весна! И как бы ново всё кругом –

ступеньки, мост, Арбат, орлы вокзала...

А может, сам я начался с начала,

поскольку с этим миром не знаком?

Знакомлюсь: ты. А за твоим окном

есть солнце. Утро (т.е. солнце встало).

Вот этажей собранье – это дом.

Вот слово – это то, что ты сказала.

И, наконец, любовь. Ей трын-трава

всё, кроме плоти терпкой и пахучей.

Она неотвратима, словно случай,

добра и зла, опасна и – права!

И вот стихи – убогие слова

из у неё украденных созвучий.

1968

 

Hosted by uCoz