Литклуб

Людмила Рогожева Разговор с Музой - О Муза! Почему на склоне лет, презрев друзей полезные советы и выбрав форму, как тугой корсет, пишу опять английские сонеты? Давно знакомый пятистопный ямб, Три перекрёстные четверостишья – плыву по поэтическим морям, не ведая, простишь иль не простишь ты мне, Муза, всё несовершенство строк, - хоть искренние чувства их питают, - иль преподашь мне жизненный урок? И будет это истина простая. – - А парной рифмы вывод – резюме? – - Ведь я поэт? – - Ты не в своём уме! Рифма Нетрудно рифму отыскать в звучанье слов великорусских: тех слов огромнейшая рать любые выдержит нагрузки. Труднее, видимо, найти в длиннейшей череде созвучий ту рифму, что падёт, как с кручи лавина, перекрыв пути, одну единственную, ту, что никогда не повторялась, которую, - мне так казалось, - я ни за что не обрету. Такую трудно отыскать, она – как Божья благодать. Музе Ты, Муза, как и я, бываешь нежной, безмерно любящей, - порою злой, насмешливой, сердитой и небрежной, - да, очень разным может быть настрой всех чувств твоих. И всё-таки порой я ощущаю с грустью нашу разность. Так из одной материи покрой Одежды различается. Ты праздность Души не признаёшь, не то, что я. Но ты ведь, друг мой, небожитель, Муза – земных забот земного бытия ты вовсе не испытываешь груза. Я не стремлюсь лишиться тех забот, но помнить о душе настал черёд. * * * Вдруг появляется строка – в метро, в постели – вспышкой света, как стартового пистолета внезапный грохот у виска. В ней сущность стихотворных стоп, мелодия и смысл вкупе. Ком перепутавшихся строп внезапно обретает купол, парит в незримой высоте, как благовест, как наважденье, и проявляет на листе слова и ритм стихотворенья. Меня терзает эта строчка, покуда не поставлю точку. Поэзии сердцебиенье Как быстро вспыхивает порох от пламени горящей спички, так ритм звучит легко и споро в ритмичном стуке электрички, в биенье пульса, шуме ветра, в живых рабочих звуках стройки – в нём суть размера, лада, метра, всей поэтической настройки. Здесь темп и чувство: бег, скольженье, прерывистость, восторг и страхи. Поэзии сердцебиенье – анапест или амфибрахий, хорей, ямб, дактиль, например: у разных мыслей свой размер. * * * Посвящается Б.Л.Пастернаку Родной, прекрасный мой язык меня ведёт по тайным тропам то лёгким шагом, то галопом. Иду за ним: он проводник, руководитель. Напрямик ведёт слова к желанным стопам, вдруг одарит отменным тропом, строкой и рифмой. Краткий миг – слова, мне кажется, случайно переливаются в стихи, а хороши или плохи, не знаю: это тоже тайна. Лишь ты её вполне постиг, путеводитель мой, язык. * * * Я вспоминаю рук прикосновенье, горячих, нежных, ласковых, родных – вдруг замирает, умолкая, стих в такие бесконечные мгновенья, и не тревожит ветра дуновенье колючих веток тёмно-сизых пихт, и шум обычный трепетно затих по странному чьему-то повеленью. Быть может, свой ты посылаешь зов? Я узнаю средь многих голосов любимых уст дыхание. Земного спадает неожиданно покров – я счастлива, и мне не нужно слов, раз слышу звуки голоса родного. Сонет осенний Ах, осень, время грусти и ранета! Мы снова лицезрим твои черты. И критика, прозаика, поэта – Всех в равной мере оделяешь ты. А кто придёт, Одиллия, Одетта, зависит от судьбы и от мечты: кто любит генерала, кто кадета, кто тихий лес, кто яркие цветы. Печалят поздней осени приметы: поляны разноцветны и пусты, туманом роща грустная одета, сбивает ветер редкие листы, они давно разменная монета ушедшей красоты, тепла и света. Мне снился сонет... Мне снился Сонет, беспокойный седой господин, Во фраке, цилиндре, с ореховой тросточкой вкупе, Он под фонарём по бульвару слонялся один И веер держал не рублей и не марок, а рупий. Хоть мало прохожих Сонет на бульваре встречал, Всерьёз предлагал им за каждую строчку монету, Но строк не нашлось для него, ни концов, ни начал: Не встретилось между прохожих, к несчастью, поэта. * * * О русских слов бесчисленная рать, признай же наши родственные узы, а мой сонет, что силюсь написать, пусть будет детищем того союза. Кого просить? Кто он? Каких он мест? А может быть, её, царицу, Музу? Где мой Олимп, Эльбрус иль Эверест? И примет ли ненужную обузу? Ты, кто в давно прошедшие века Водил пером Петрарки и Шекспира, - и громкая их откликалась лира, - хоть руку мне ты поддержи слегка. С тобою вместе до конца пройду и свой сонет до точки доведу. Сонеты * * * Нуждаюсь, Муза, в дружеском совете, но следую им, право, не всегда – одни давно уж потонули в Лете, другие подзабылись за года. Наверно, я плохая ученица, подводит недалёкий кругозор – так хочется порою повиниться, а иногда, напротив, - вызвать спор. Вдруг надоели старые размеры. Где взять талант, чтоб ритмы изменить? Да и какие кардинальны меры, Чтобы стихи имели право жить? Пока о том не знаю я вполне, - стихи помогут жить лишь только мне. ЧИТАЯ СТАРЫЕ ПИСЬМА Посвящается В.Р. и А. К. У вас двоих совсем похожий почерк, что это значит – не могу сказать. Но в хаосе давно остывших строчек видна порой единая печать. Вы разнились и внешне, и по сути. Любила я обоих. И сейчас на жизненном последнем перепутье мне очень часто не хватает вас. Один был веселее и открытей, другой – нежней, ранимей… Как давно ни радостей нет в жизни, ни открытий, - как виденное много раз кино. Но всё ж, хотя любимых рядом нет, как свет звезды, любви доходит свет. А.К. * * * Словам я почему-то верю редко. Я больше верю фактам и делам. Слова – как жизни будничной заметки: нужны сегодня – завтра просто хлам бумажный. Видно, не случайно бывают бесполезны и пусты. В словах произносимых меньше тайны и правды. Только книжные листы её несут, но не всегда. Я верю словам, что сути подлинной полны, - их можно мерить самой высшей мерой, - тем, что ещё не произнесены. Но как понять их внутреннюю суть? – В глаза своим любимым заглянуть.