|
Литклуб |
ЕЛЕНА ЛИФАНОВА
ТЕТЯ ЛЕЛЯ
В семье Стеферсон случилось большое горе. Закутавшись в одеяло, вот уже семь дней лежала на своей кровати престарелая и уже слегка выжившая из ума тетя Леля. Жители этого семейства прекрасно понимали, что дни всеми любимой старушки уже сочтены. Никому до этого и в голову не могло прийти, что Леля Стеферсон, будучи совсем недавно такой живой и веселой, могла свалиться после своего очередного путешествия по одной из орбит межпланетного пространства. Недавно прибывший сын тети Лели, Франклин, долгими часами сидел в космической лаборатории, разрабатывая лекарство от никому еще неизвестной болезни. Его мать лежала в центре термохирургического отделения, куда ложились не для того, чтобы вылечиться, а чтобы продлить свои дни. Это было что-то вроде хосписа третьего тысячелетия. Франклин понимал, какие температурные перегрузки испытывала его мать в своей, может быть, последней экспедиции на одном из эподромов планеты Эзозело 95.
В бреду тетя Леля говорила много и без разбора. Температура ее тела так и держалась на пределе возможного, но появившиеся в XXIII веку лекарства и их структура химического сплава позволяли поддерживать температуру тела в сорок два градуcа Цельсия. Была ли это малярия, оспа, или что-то либо другое, Франклину еще предстояло это выяснить. Долгими зимними вечерами он просиживал на своем рабочем месте. Окруженый всевозможными баночками и колбочками, содержащими в себе физрастворы, он обрабатывал результаты анализов крови, которая была перенасыщена азотом. В крови явно не хватало естественного морфина, вырабатывающегося у здоровых людей самостоятельно, а ждающий тот полет радости, присущий молодоженам, спортсменам и людям, ведущим активный образ жизни. Нехватка этого компонента пополнялась химическими препаратами, на которые Франклин возлагал большие надежды. Эти лекарства давали больному большой шанс на выздоровление. Уже достаточно изношенный организм матери не мог самостоятельно вырабатывать эти, так называемые гормоны счастья. Капельницы и препараты возвращали человеку радость искусственным путем, что во многом определяло желание пациента выздороветь, а от этого многое зависит. Ведь, как известно, явное желание умереть не дает никаких шансов и ведет к плачевным последствиям даже при легких недомоганиях. Но если организму дать искусственную возможность для появления гормонов счастья, то риск дальнейшего ухудшения состояния уменьшался, по крайней мере, вдвое.
Оторвавшись от долгих размышлений по поводу своей матушки, Франклин отдернул занавеску и через окно, еще не успевшее затянуться снежной мозайкой, увидел пейзаж наступающей зимы.
По небу только что пробежали хрустальные красавицы, но, коснувшись земли, они тотчас расстаяли, и поэтому лилово-зеленая травка не покрылась белоснежным покрывалом.
На следующий день, прогуливаясь по аллеям сада, Франклин еще раз удивился изменившейся погоде, и от легкого ветерка его щеки порозовели. Он поднял голову к небу, и чарующий вид облаков на какой-то миг задержал его внимание.
Хотя утром и шел снег, но осень никак не хотела отдавать свои права приближающемуся декабрю двухтысяча двухсот пятнадцатого года. Нет, все-таки на некоторых участках аллеи шаги зимы были хорошо заметны, но это были лишь проталины среди бескрайне заброшенных листьев берез и акаций. Но он еще раз взглянул на небо и эти светлые облака, похожие на подушки и перины. Одно облако было похоже на голову медведя, заснувшего в лесных дебрях. А совсем над окнами играет смешной, забавный щенок. По холму идут два кабана, наверное, кем-то преследуемые. В воздушной осоке запуталась дикая утка. Облака быстро изменяются, и вот уже одно превратилось в летучего динозавра, который с любопытством смотрит на облако сказок : баба-яга выходит из своего домишки, крот Антошка высунул из своей норы очаровательный носик; гуляет крокодил Гена, катится колобок; в своих снах Алиса уже давно оказалоась в стране чудес. Но вот облака расступились, и образовалось голубое пространство, похожее на бурлящий ручеек, который все растет и увеличивается. И вот уже две рыбки борются за лакомый кусочек. Облака постепенно темнеют, и лишь кое-где остались ослепительно-желтые пятна. Все приготовляется к ночи.
Франклин уже почти оторвался от земли, любуясь красотою природы, когда зашел в приемное отделение клиники. Молоденькая дежурная провела его в палату, где лежала его мать, Леля Стеферсон, и объяснила, что состояние синьоры улучшается с каждым днем. Франклин сообщил, что принес лекарство, над которым трудился, не покладая рук, вот уже несколько ночей. Дежурная в белом халате, следившая за тетей Лелей не первый день, поинтересовалась, как же называется новое лекарство.
-Тритоген! Синьора Кландер. Надеюсь, на этот раз мне все-таки дадут премию. Оно не похоже на прочие лекарства, созданные в этой области. Недостаток жизненных сил оно поднимет настолько, что моя дорогая мама, если не вылечится, то проживет, по крайней мере, года три.
- В чем же секрет?
-Видите ли, Карина, оно способно так мобилизовать силы пациента, что способность ну, если не летать в туманность Андромеды, а просто жить в атмосферных слоях земной оболочки, то смогут вести достаточно активный образ жизни.
-Вы шутите! Синьора Стеферсон, не перенесет испытание очередного препарата. Вы уверены, что у вашего лекарства не будет столько побочных эффектов, как у предыдущего.
-Абсолютно. Мертвого из могилы поднимет.
-В чем же секрет?
-О! Милочка. Так сразу я мне могу Вам объяснить сенсационность моего открытия. Это лекарство просто чудо. Некоторые разработки шли уже несколько лет. Используя силу притяжения и магнетизма молекул, можно из крови пациента удалить даже застывшую ртуть. Приглашая вас на конгресс научной мысли в области медицины. А пока что давайте я провожу вас домой.
ПОЗДНИЕ ОГОНЬКИ
Желтые листья шуршат под ногами запоздавших прохожих. Огни вечерней улицы манят людей, как свет мотылька. Что-то все-таки есть в этом загадочном свете электрических лампочек, мелькающих вдоль автомобильных дорог, уходящих волнообразной лентой за поворотом к двухэтажному магазину заграничных товаров, пробегающих мимо будки ДПС, освещая стоящего рядом с дорогой миллиционера. Далее лампочки бегут по разным направлениям, где-то опять сходятся и переплетаются в тенистых дворах и двориках, улочках и переулочках. Фонарные столбы оповещают прохожих и владельцев автомобилей о новинках московской рекламы, о направлении к ближайшему бару или кафе. Увешанные проводами, фонари безукоризненно несут важную информацию из одного дома в другой, с севера на юг, с востока на запад. На темном небе висят перистые облака, иногда расступаясь перед магическим светом звезд. Холодный воздух наполнен мерным течением жизни столичных граждан. Люди идут, никого не замечают : у всех очень важные дела прокручиваются в уставших головах. Хотя какая тут может быть усталость!
Так и спешишь пройти остановку-другую, радуясь, что опять не дождался автобуса. Можно, конечно, поймать такси, но зачем? Редкие звезды мерцают на позднем небе. Одинокие окна разбросаны на почерневших затененных стенах. За ними происходит бурная жизнь, кипят страсти. Тюль и занавески - вот единственный след проходящих событий внутри этих стен. Редкие березки, криво посаженные вдоль дороги, украшают неказистые мостовые. По дороге пролетают иномарки, и где-то среди них осторожно затесался обновленный запорожец. И никому не интересен затерявшийся силуэт проходящего человека, который завидует этим стенам за их секреты, который с неземной тоской смотрит на занавешенные окна - даже палкам, подпирающим ветхие, неокрепшие березки.
А лампочки непринужденно бегут вперед, гирляндами переплетаясь по дорогам.