ИРИНА ЯКОБСОН
КРАСНОЯРСКАЯ РАПСОДИЯ
Холодно. И очень мерзнут руки.
И "буржуйка" помогает мало.
Третий год, как мы живем в Сибири,
В деревянном доме у вокзала.
В комнате у нас большая печка -
Та, что называется "голландка".
Нету дров. Топить ее нам нечем.
У меня то коклюш, то ветрянка.
В детский сад ходу неделю в месяц,
Остальное время - дома с книжкой.
Есть друзья : растрепанная кукла
И медведь с несвежею манишкой.
Гаснет свет. Тогда сидим с "коптилкой".
Керосин достанется - удача.
А белье стирать идем на речку,
На незамерзающую Качу.
Мама - на работу. До рассвета.
Я - к окошку, вдруг вернется папа.
Редко, но бывают все же гости,
Мишка им протягивает лапу.
И еще - приходят письма маме.
Боже мой, ей только двадцать восемь.
"До войны Вас видел в наркомате,
По каким-то заходил вопросам...
А теперь вот встретил в Красноярске...
Нет, я понимаю - муж и дочка...
Но писать-то Вам имею право,
Ну не право, так возможность точно...
Помню я чуть сдвинутые брови
И глаза усталые ужасно.
Были объясненья неуместны,
Притязанья глупы и напрасны.
Не люблю патетики, но образ
Ваш, поверьте, согревает душу,
Ежели б не дальняя дорога,
Право, обещанья б не нарушил.
Вновь в Москве... Хожу по кабинетам,
Уточняю разные детали.
И все жду, что Вы сейчас войдете,
Улыбнетесь - не было печали.
Вечером, окончивши работу,
Встретимся в пустынном вестибюле.
Липы на бульварах пахнут нежно,
Фонари погасли и уснули...
Посидим немного на скамейке,
Может, приглашу Вас в Парк Культуры.
Но сейчас, мне "дан приказ на запад",
Рад - точней, да вычеркнет цензура".
И письмо последнее, с вокзала.
Думаю, что был он военпредом:
"Уезжаю я от Вас все дальше,
Но надеюсь, что вернусь с победой.
Ну, а если, вдруг в далеком море
Сгинет боевая единица,
Весточка окольными путями
Все же доберется до столицы.
Может быть, со стенда в наркомате,
Буду я смотреть немного грустно,
Вы не верьте снимку, я веселый,
Все, что не пишу, скажу Вам устно.
Чтоб могли Вы спутником гордиться
И мои хранили письма вечно..."
Я, их прочитав в восьмидесятом,
Поняла - он не дожил до встречи.
Расплывались старые чернила
На конверте и страницах желтых...
Плакала ли мама? Нет... Не знаю.
Помнила его, наверно, долго.
ГОСПИТАЛЬ
В сорок третьем году в Красноярске
А палаты-то белые, белые.
И на полках герань ярко-красная,
Дети бледные, взгляды несмелые...
Но в палате веселые дяденьки
На салфетки, расшитые маками
Положили конфеты и пряники,
И добавили сахар - "для мамки-то".
Под гармошку мы пели им песенки,
Даже доктор ногою постукивал,
Пирамиды мы строили с лесенки
И венчали лохматыми куклами.
Мы плясали им польку с кружением,
Дверь соседнюю сестры захлопнули,
И почти незаметным движением
Попросили, чтоб громко не топали.
Нас кормили в столовой пельменями,
Чаем с медом, настоем шиповника.
Наливали нам супу немеренно,
Кто хотел - по большому половнику.
Провожали потом до ограды,
Говорили, как мы им понравились
Группа старшая детского сада
На "отлично" с заданием справилась.
Пусть война не скоро окончилась,
Пусть не все улеглось в одночасье.
Но тот день средь невзгод и горестей
Вспоминался почти как счастье.
Через годы я кланяюсь низко
Людям, чьи имена потеряны...
Может, где-то стоят обелиски,
Но не знаю, совсем не уверена.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ПОБЕДЫ
В наш город еще въезд по пропускам,
И поезд "Красноярск-Москва" - не скорый.
Последняя военная зима.
Вторая полка. У меня - под сорок.
А мама покупает молоко,
И греет по ночам у проводницы.
Спадает жар, а радио орет
Надрывно про любимую столицу.
В Москве на окнах белые кресты,
Но сумрак от салюта стал лиловым.
Аэростата сдувшийся баллон
Лежит на пустыре за ипподромом.
А по утрам нам бабушка печет
Оладьи из картофельных очисток,
Мы в классе знаем всех по именам
В Большой театр вернувшихся солистов.
И в школе очень вкусный пирожок
В буфете выдают на переменке,
И одноглазый мичман, военрук,
Ухаживает за вожатой Ленкой.
И Соломон по кличке "сам-один"
Из госпиталя к нам после раненья.
Под Витебском лежит его семья,
Он одинок, как первый день творенья.
Мы ходим с ним за хлебом в магазин,
В библиотеку, где меняем книжки.
И даже поздно вечером меня
Не трогают соседские мальчишки.
И где-то был Вертинского концерт,
А маме дали ордер в наркомате
В "американской помощи" пришли
Пальто, чулки и два красивых платья.
Вчера варили клюквенный кисель,
В субботу кролик был у нас к обеду,
В окно стучат, что привезли дрова.
И все это - предчувствие победы.
|