|
Литклуб |
Ирина Якобсон
МАТЕРИАЛ
Никогда не встречала,
Никогда не читала
я стихов из графита,
слюды иль металла.
Никогда не читала,
даже в книгах старинных,
я стихов из щебенки,
подзола иль глины.
Никогда не читала
нигде я, к примеру,
стихов из опилок,
досок иль фанеры.
Никогда не встречала
стихов из пластмассы,
из драпа, сатина,
вельвета, атласа.
Никогда не видала
стихов из картошки,
борща, киселя
или, скажем, окрошки.
И стихов из мацы
никогда не встречала,
равно как из бульона,
галушек и халы.
Но в каком бы стихи
ни варились компоте,
все они из простой
человеческой плоти.
АНДРЕЙ
Нас поселили в этот дом
зимой трескучей в сорок первом,
Мы не были виновны в том,
(почти - что не были, наверно).
И мы не знали, что Андрей,
их сын и внук, сгорел под Истрой.
Весной колхозники найдут
обломки "Яка" в поле чистом.
И долго в комнате пустой
стояли мы, не снявши шубы.
Мы Вас не звали на постой, -
хозяйка выдохнула грубо
и залила с размаху печь,
что в обе комнаты топилась,
заткнувши грязной тряпкой течь,
прочь унесла старинный фикус.
Чужое горе - полбеды,
отца покамест не призвали,
и доставало нам еды,
и мы еще не понимали,
что все изведаем потом:
заиндевевшие постели,
и голод, мучающий днем,
а ночью - грозный вой метели.
Я - то в ознобе, то в жару,
и от отца уж год ни слуха,
и к нам приходит поутру
полубезумная старуха,
и внука ищет, боже мой,
и шарит по углам упрямо.
Идите, милая, домой, -
чуть слышно повторяет мама.
И пишет письма как во сне
отцу без адреса и даты,
что мы здоровы и вполне
нам с ней хватает аттестата.
Что шубу, платья -
весь наш скарб
Давно снесли
на "барахолку",
Что даже продали на днях
две патефонные иголки,
(мы их нечаянно нашли
в коробке с нитками)
не пишет,
что мучают клопы и вши,
что сухари погрызли мыши,
что ночью в комнате мороз,
(и я всё ною беспрестанно),
что у нее туберкулез,
и нет лекарств, не пишет мама.
Через два года нас найдет
письмо отца, что жив, что едет,
и он отправит нас домой,
в наш город, к бабушке, к победе.
Хозяйка встанет на крыльце
и скажет нам, вздохнувши тихо:
"Однако, счастья Вам, а нас
в Москве не поминайте лихом..."
Ну что могли сказать мы ей
в военном том сорок четвертом?
Коль в раме траурной Андрей,
так значит все виновны в чем-то.
Потом уж, через много лет,
снимали дачу мы на Истре,
И самолета в небе след,
а я в саду сгребала листья...
БАРЖА
На пристани машины
и подводы.
Военный август,
наступает враг.
Идет эвакуация
заводов.
И мы с отцом
плывем в Стерлитамак.
Станки на палубе стоят,
как в воинском порядке.
Мы залезаем под брезент
и там играем в прятки.
Ночуем в трюме, в уголке,
на столик из фанеры
в бачках приносят суп и щи,
а всякие консервы
нам выдают сухим пайком.
Приходит в гости шкипер,
по теплым доскам босиком,
и не надевши свитер.
Потом усевшись на "носу"
мы ловим свежий ветер.
И баржи к волжским берегам
причалят на рассвете.
Нам на стоянках арбузы
достанутся "от пуза".
Нет, никому не победить
Советского Союза
На теплом нежимся песке,
купаемся в затоне.
А ночью дымка над водой,
луна за лесом тонет.
Уха дымится над костром,
и в котелке ей тесно.
Не будет в жизни у меня
прекрасней путешествий.
Мы приплывем в Стерлитамак
спокойной, тихой Камой.
Приютом станет нам барак
за старой пилорамой.
А караван уйдет назад.
В пути, под Сталинградом
погибнут добрый шкипер Шпак
и повариха Ада.
И баржа встанет на прикол,
вся в шрамах от пробоин.
И в старом химкинском порту
в лед вмерзнет той зимою.
Весной отправится опять
через Канал на Волгу.
Ей щебень, доски и песок
возить придется долго.
Затем пошлют ее на слом,
без проводов и марша,
Оставьте память на реке,
не убирайте баржи.