Надежда Трубникова ФРАУЭНКИРХЕ
(Хроника)
Дрезден. Декабрь 1968 года. Впервые увидев красавец - город, стою возле руин Фрауэнкирхе, потрясенная жестокостью содеянного в 1945-м.
Москва. Февраль 1995 года. Навстречу 5-летию Дня Победы написала цикл трехстиший, посвященных скорбным памятникам военного времени - от Хатыни и Пирчулиса до берлинского Трептов-парка - в том числе и сохраняемой в руинах Фрауэнкирхе:
Людскою злобой взорван купол неба.
Храм одинок и гол...
Хранит безглавый память.
Какую память хранили руины?
Волной за волною летела к ним смерть.
Был Дрезден сожжен и разрушен.
Красивейший город посмели стереть
С земли, погубив свою душу.
Две тысячи тонн разрушительных бомб,
Бесчисленный шквал зажигалок.
И света конец. Содрогнется любой,
Услышав, как ночью настал он.
Забыть это - то же, что снова убить.
Внезапно и страшно убитых,
Сожженных вживую лишь начавших жить
Детей и готовых родить их.
Тонули в асфальте, расплавленном тем,
Что позже назвали напалмом;
Там мамы сгорали, спасая детей,
В домах - не солдаты в казармах.
Солдат там и не было даже вблизи
От в прах обращенного центра;
А жар от пожара жару доносил
К пилотам - на шесть тысяч метров.
Таллинн - Москва. Декабрь 1997 - июнь 1998 года. Выдержки из одной переписки (имена адресатов изменены, пропущеные части писем обозначены многоточием).
Таллинн, 29 декабря 1997.
Дорогая Нина Павловна!
Спасибо Вам за длинное и очень интересное письмо. Читал и перечитывал его с большим удовольствием.
***
Надеюсь, что моя открытка из Дрездена благополучно дошла до Вас. Жил в гостинице на Прагерштрассе, как и в 1979 году. Дрезден так же хорош. Реставрируется королевский дворец. Восстанавливают, а точнее воссоздают Фрауэнкирхе, и делается это колоссально. В ГДР она оставалась в развалинах как символ бомбардировки Дрездена англо-американцами 13-14 февраля 1945 г. Воссоздание этого огромного сооружения идет в гигантской "палатке" в виде куда из прозрачной пленки - конечно, в современных конструкциях, но с облицовкой профильными блоками песчаника.
***
Москва, 9 февраля 1998.
Дорогой Владимир Петрович!
Вот, наконец, и пишу Вам снова. Из-за праздников и разных неурядиц интервал между этим и предыдущим моим письмом получился солидным. А значит накопилось много всего, о чем хотелось бы рассказать, много разных впечатлений, котрыми хотелось бы поделиться.
Я не перестаю сокрушаться, что открытку из моего любимого Дрездена так и не получила.
Меня глубоко поразило сообщение о том, что восстанавливается Фраункирхе. Для меня это непостижимо. По-моему, руины церкви как памятник войны (от слова "память", а не в значении "чествование") правильно сохранялся в ГДР. Ведь это не просто разрушенное здание, а символ. Причем не одинокий. Ведь, если память мне не изменяет, в Ковентри сохранялся его собрат. Неужели и там храм восстанавливают, стирая с лица земли память о гитлеровских бомбардировках...
***
Таллинн, 22 марта 1998.
Дорогая Нина Павловна!
Вот теперь уже я в запарке лишь сейчас добрался до ответов на Ваше письмо. Книгу заканчиваю, уже согласовал весь макет, осталось несколько листов, просмотр его с начала до конца и тогда в типографию.
***
Теперь о некоторых мыслях из Вашего письма. Фрауэнкирхе. Её восстановление вполне объяснимо. Не напоминать нынешнему молодому и будущим поколениям о варварской бомбардировке Дрездена в ночь на 14 февраля 1945 года. Почему? Для обеспечения единой Европы, в том числе и Англии. Для восстановления добрых отношений между бывшими врагами. Со времени первой отечественной войны прошло, правда, более 150 лет, но мы французов нежно любим. Может быть, полюбим и немцев когда-нибудь. Раны должны зарастать. Надо помнить о ранении, а осколок, нанесший эту рану, на рояле держать не стоит.
Москва, 3 мая 1998.
Дорогой Владимир Петрович!
Спасибо за телефонный звонок. Кроме радости слышать Ваш голос и убедиться, что Вы живы-здоровы, он дал мне право перенести написание письма на выходные майские дни, чтобы спокойно насладиться этим процессом, перечитав Ваше письмо и упорядочив свои мысли.
***
Хочется еще немного продолжить размышления о Фраункирхе. Начну с того, что я уже давно полюбила немцев - всех, а не только тех, с которыми мы сотрудничали много-много лет. И не собираюсь сегодняшних немцев казнить за прошлое. Но вот забывать это прошлое, ликвидируя памятники, свидетельствующие о нем, мне кажется, великий грех. От этого заросшая рана в непогоду будет ныть еще сильнее. Тогда надо ликвидировать и такие памятники, как Саласпис, Хатынь, Пирчупис. Пискаревское кладбище. И я думаю, что многие фронтовики или их близкие хранят, а, может быть, даже "держат на рояле" вынутые из ран осколки, завещая эту память детям и внукам...
***
Дорогая Нина Павловна!
Более 20 дней не отвечал на Ваше письмо. Не серчайте. Завершая работу над книгой, пытаюсь каждую минуту использовать для "писанины".
***
Хочу немного поспорить о Фрауэнкирхе. Никак не согласен с тем, что Вы в одну строку ставите ее с Саласпилсом, Хатынью и Пискаревкой. Это же памятники зверств фашизма. И они не должны забываться как жертвы, которые для нас святы. Фрауэнкирхе же - след, пусть уже бессмысленного по времени, но всё же возмездия. Вот Бухенвальд и Дахау - эти памятники на немецкой земле забывать нельзя. А сохранением Фрауэнкирхе немцы как будто говорили себе : "Вот, что с нами, немцами, может быть, если мы..." Не обязательно это сохранять. Молодежи уже сегодня слушать столь дорогие ветеранам Великой Отечественной воспоминания скучно. Будем к последующим поколениям более терпимы.
***
Москва, 27 июня 1998.
Дорогой Владимир Петрович!
Получила Ваше письмо. Читала о Ваших страданиях с "писаниной" и, в свою очередь, почти физически страдала от невозможности - пространственной - быть Вам полезной. Ведь мои профессиональные ресурсы могли бы Вам пригодиться.
***
Что касается восстановления Фрауэнкирхе. может быть Вы и правы. Только, когда я увидела ее руины тридцать лет назад, я восприняла их совсем не как памятник-угрозу, не как памятник возмездия, а как памятник-символ неразумной жестокости - ведь разрушение культурной сокровищницы Европы, не было ли подлинным варварством, и не было ли убийство десятков тысяч мирных жителей сродни преступлениям фашизма'.' Я тоже за то, чтобы все, что еще можно восстановить из разрушенного войной, было воссоздано. И, конечно, пусть купол Фрауэнкирхе поднимется над Дрезденом как символ его возрождения из руин. Я так люблю этот удивительный город! Но не будет ли таким образом похоронена и память о варварстве?..
***
Таллинн - Москва. Январь-апрель 2006 года. Выдержки из переписки, спустя XX лет.
Таллинн, 11 января 2006.
Дорогая Нина Павловна! Спасибо за интересное письмо.
Что касается Вашего предложения снабдить англоязычный вариант книги «болваноустойчивой» схемой города с английскими наименованиями - это дело. Очевидно в работе с издательством его примем.
Кстати, помня Ваши воспоминания о Дрездене, посылаю вырезку из журнала с видом воссозданной Фрауэнкирхе.
Жду Ваших писем. Искренне Ваш...
***
Москва, 12 марта 2006. Дорогой Владимир Петрович!
Нет мне прощения. Получив Ваше письмо в начале февраля, я бессовестно отвечаю только сегодня... простите великодушно!
Бесконечно благодарна Вам за ожившую Фрауэнкирхе. Я разыскала в своем архиве слайдов два изображения прежних руин и сделала с них отпечатки. Теперь имею рядом и то и другое. Это интересно. Спасибо! Правда, в душе у меня остается сожаление, что памятник не сохранен. Интересно, как поступили англичане с разрушенным немцами собором в Ковентри, ведь была взаимная договоренность городов-побратимов о сохранении руин. Мне кажется, что в их сохранении - как ни парадоксально это звучит - был глубокий символ высокого гуманистического звучания. Я знаю, что Вы придерживаетесь противоположного мнения. Поверьте, что я вовсе не хочу Вас переубеждать. Уважая и понимая Вашу позицию, я просто поделилась своими мыслями и эмоциями еще раз. А восстановленная Фрауэнкирхе, конечно, очень красива. Еще раз благодарю Вас.
***
Таллинн. 9 апреля 2006.
Дорогая Нина Павловна!
Примите мое великодушное прощение. Ради бога, не корите себя и не сыпьте пепел на свою голову...
О некоторых мыслях, навеянных Вашим письмом. Фрауэнкирхе. В принципе ведь возможны два направления: первое - поддерживать воспоминания о прошлой войне и сохранять руины: второе - забыть все плохое, ужасное, что принесла война, и сглаживать взаимную ненависть. - не прощая, пытаться забыть и идти к сближению. Выскажу, может быть, страшную мысль, но, мне кажется, новое поколение же почти не помнит деталей войны. Я не говорю о молодежи США - это вообще примитивы. Но и наша молодежь тоже забывает...
***
Москва, 25 апреля 2006.
Дорогой Владимир Петрович!
Отряхнув остатки пепла с моей великодушно прощенной Вами главы, я обрела вдохновение и начинаю отвечать на Ваше письмо... уже. не шутя, а в нормальном эпистолярном жанре.
Рискуя предстать в Ваших глазах безнадежной занудой, позволю сказать еще несколько слов о Фрауэнкирхе.
Прежде всего заверяю Вас в глубочайшем уважении к Вашему мнению. Мне хотелось бы также еще раз сказать о том, что я вовсе не склонна путем сохранения памятников войны культивировать взаимную ненависть между людьми и народами. Просто я именно в их сохранении вижу проявление высокого гуманизма. Можно ли, как Вы пишете, «не прощая, попытаться забыть»? Надо ли и вправду забывать о разрушении Дрездена и Кёльна, когда война уже практически закончилась? Гуманно ли это? Хорошо ли, что молодежь уже ни о чем не задумывается? Ведь тогда они могут повторить те жуткие ошибки, о которых им ничто не напоминает материально. Может быть, было бы полезно и молодым американцам хотя бы во время путешествия по Европе узнавать о некоторых исторических фактах? И не надо ли тогда забыть и Хиросиму, - ведь это тоже был, как Вы назвали бомбардировку Дрездена, «акт возмездия»?.. Я понаставила тут массу вопросительных знаков, но очень прошу Вас не отвечать на обозначенные ими вопросы. Если мне удалось убедить Вас в гуманности моей позиции, пожалуйста, давайте считать эту тему в нашей переписке, наконец-то закрытой.
***
Москва. 8 мая 2006 года. Телеканал «Россия». 23 часа 10 минут. Документальный фильм «Дрезден. Хроника трагедии».
Впервые вижу документальные кадры бомбардировки и горящего центра Дрездена. Страшная картина сменяется кадрами солнечного современного города. На этом радостном фоне разные люди, в том числе священник, говорят о восстановленной Фраунэнкирхе с удовлетворением. Но вот на экране появляется седая пожилая дама приятной внешности…
Я снова и снова все слышу рассказ
Той женщины, спасшейся чудом,
Чья память такое хранит и сейчас,
Какое и выдумать трудно…
Она говорит спокойным ровным голосом:
Мне было девять лет,
Сожгло мои глаза, -
По ним хлестнуло огненною плетью.
Братишка маленький
За руку взял
И вел по трупам, уводя от смерти.
Мы к Эльбе шли,
Ведь там была вода,
Хоть раскаленная, но все ж не пламя.
И каждый выживший
Спешил туда, -
Полуживой поток тек рядом с нами.
Я чудом выжила –
Живой свидетель той
Немыслимой жестокости звериной…
Захотелось вдруг крикнуть на весь мир:
Не дайте, люди,
Памяти людской
Убить забвеньем вновь всех тех невинных,
Что были взорваны и сожжены,
Когда уж ясен был итог войны!
Все вновь и вновь возвращаюсь к своим воспоминаниям, к первой встрече с руинами Фрауэнкирхе в прекрасном городе, где рядом с восстановленным Цвингером в Дрезденской галерее по-прежнему несла людям свое дитя спасенная советскими солдатами и возвращенная Германии Сикстинская мадонна Рафаэля. Снова и снова возвращаюсь к своим думам…
Над городом был гордо вознесен
Собора купол стройный;
Он был пречистой деве посвящен
И был того достоин.
Но ночью той, когда огнем пылал
Весь раскаленный Дрезден,
От жара купол просто внутрь упал,
Как в дьявольскую бездну.
Был Дрезден восстановлен, а собор
Оставлен был в руинах…
Он долго олицетворял собой
Плач о судьбе невинных.
Его увидела я в те года,
Прониклась этой болью,
И боль во мне осталась навсегда, -
Больна я их судьбою.
Теперь уже другие времена.
Мир миром избалован,
И будто память жертвам не нужна,
Собор воссоздан снова.
Мир избалован. Тем опасней он,
О, люди, бога ради,
Услышьте заживо сожженных стон
И суд Махатмы Ганди!
Суть истины вскрыл кратко он,
Одно назвав лишь имя:
«Был Гитлер Гитлерами побежден
И в Дрездене и в Хиросиме».
Для журнала купол Фрауэнкирхе снят в эффектном ночном освещении со стороны набережной Эльбы с зеркалом воды на переднем плане. Что же, пусть гордо возносится над Дрезденом этот нарядный купол. Но рядом с собором я поставила бы памятник девятилетней девочке с выжженными напалмом глазами, которую пятилетний братишка ведет по трупам к закипающим от жара бомбежки волнам такой спокойной сегодня реки…
Май – июнь 2006 г.
|
