Литклуб |
Тимофей Вольский *** И вот опять ты любишь не меня, и вот уже тридцать седьмая осень. Ты, как всегда, из ветра и огня и, как всегда, тебя пушинкой носит капризный мир, бульвары, магазины, где ты проносишься, улыбкою маня с пустою потребительской корзиной, не ведая, что любишь ты меня. *** Микроволны мира горнего омывают дольный путь. Нам бы только слышать хор его, нам бы только не уснуть… *** Зима отменяется. Серость – цари! Асфальт не скользит, мышиное небо дождит, и сроки сжимаются. Среднерусский рапид растекается. Глаза не влюбляются, и души листвой разлетаются. Где-то солнце горит… 16.12.06. *** Сердце сильнее стало, и вечность не испугала. Оно перестало кривиться. Пугают – оно не боится. Болит, и это нормально, но даже девятибально его растряхни – не взорвется. Мгновеньем над вечностью бьется. *** Здесь Рождества не чуют в этот день, здесь снег летит почти горизонтально, как слово пастора в пространстве кафедральном, как смех судьбы, как жизни дребедень. Над мёрзлой твердью тихо, навсегда, роднясь с луной, пропарывая тучи, роняя в души свой сапфирный лучик, восходит Вифлеемская звезда. *** Когда останусь я один на этом свете, когда останусь только я и этот снег, то лишь тогда пойму, за что я был в ответе, и лишь тогда пойму, чего шутя избег или обрел на мерзнущем декабрьском асфальте, в 12 ночи, возле сада МГУ, и не скажу уже «верните» и «отдайте» – я сам отдам, коряво, как смогу. *** Я, напрягая свой живот, сегодня бегал взад-вперёд. Искал подарок маме, и кой-кому еще. Живот, однако, не поймёт – зачем так человек живет и жертвует ногами. Но призрачный расчет меня снежинкой манит, и сквозь Москву влечет – доставить радость маме, и кой-кому еще. *** Это чудо и счастье, что дважды рождаешься Ты – незаслуженный дар воробьиному, темному веку. Так рождается древо и поют ему Славу кусты, и его не срубить никакому уже дровосеку. Потому что земля держит цепко прозрачные корни, потому что заждались Тебя, потому что тоскуют везде, потому что мы все, на дорогах равнинных и горных тянем руки как ветви к восходящей и синей звезде. *** Бывает испытание дождем, бывает испытание вдвоем, бывает нас испытывает снег, но чаще всех – любимый человек. Она на миг заглянет мне в глаза, как молния на небе, как гроза – и ты запомнишь только теплый свет, и легкий дым от горьких сигарет. *** Снег летит над всей землей тихой синей искрой – закружится над Окой, полыхнет над Истрой, и тебе под утро он на ресницы ляжет, и, войдя в твой легкий сон, обо мне расскажет. *** Я играю в серсо побелевшею зимней луною, я из туч как из хлопка вью чуть влажную нить, и связую пространство с этим временем только одною тихой волей Твоей, чтобы больше вовек не забыть не проспать перекрученный остов Вселенной, эту ночь и мороз, этот голос судьбы в телефоне, эту сладкую боль, что в ступне и суставе коленном, и мерцание дней, на сиренево-северном фоне. НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МАШИ 30 капель валерианки у подушки, вылезают сновидений кольца, дужки. Но по стеклам брызнет солнце поутру, -10, мерзнут щеки на ветру. Птица свистнет, объявив 2-ое марта. И какая же сегодня ляжет карта? Я зарою под подушку сновиденья, и припомню, что у Маши День рожденья! *** И ты меня встретишь у храма, в рабочей заляпанной куртке, и взгляд твой прекрасный, упрямый – глаза, не спавшие сутки скользнут по щетине моей, по плоским лефортовским крышам. И что-то споет нам Орфей – так тихо, что я не расслышу. 14.03.07. |