Ирина Добрушина Случай в коммунальной квартире
У нас в квартире живет математик. Он еще молодой, но уже очень ученый. Мы все это очень хорошо знаем, так как он никогда не гасит свет и оставляет все двери открытыми.
Недавно он мылся в ванне, закрыл воду, но не включил газ. Газ горел всю ночь, а когда мы утром вошли в ванну, колонка была ярко-красной, из нее капал металл, и падали какие-то куски.
А в соседних квартирах утром из всех кранов шла горячая вода, и никто не мог ничего понять. Все в квартире ужасно волновались, поставят ли новую колонку и когда, и целую неделю никто не купался и не стирал, а он был очень спокоен и сказал, что волноваться нечего, что рано или поздно нам все исправят, и он оказался прав.
А теперь все ходят всюду за ним: и в ванну, и в кухню, и в уборную, и очень боятся, что он еще чего-нибудь сделает. И мы все очень устали, так как все время беспокоимся.
А в квартире у нас повесили номер телефона, по которому надо звонить в случае взрыва или пожара.
Ферматист
Как всегда, я сидела во втором ряду аудитории. Шла лекция Израиля Моисеевича Гельфанда. Вдруг открывается дверь, и входит высокий, худой человек в потертом черном костюме. В руках у него футляр для скрипки. Да, да - не скрипка, а именно футляр.
- Важная вещь, едва ли не самая важная, - говорил Израиль Моисеевич, - это умение во время лекции пользоваться мелом и тряпкой (от себя добавлю, что ими он пользовался виртуозно, и это было блестящее дополнение к блестящей лекции).
Тут он обернулся, увидел “черного человека “ и удивленно поднял брови.
- Дело в том, что я пришел с доказательством теоремы Ферма, - и человек открыл футляр, набитый исписанной бумагой.
- Отлично, отлично, но Вы пришли на лекцию Гельфанда, а Вам нужен Гельфонд - специалист по теории чисел. - И Израиль Моисеевич вежливо и уверенно проводил незнакомца к двери, вдохновенно взмахнул тряпкой, и ставшая уже ненужной формула исчезла с доски.
Экзамен
&
Андрей Николаевич Колмогоров, конечно, - легенда мех-мата. Первое, что я услышала о нем, была присказка: если Андрей Николаевич читает лекцию школьникам, то ее может быть поймут аспиранты, если аспирантам, то ее может быть поймут профессора, а если профессорам, то из слушающих ее не поймет никто.
Помню, что на каком-то научно-исследовательском семинаре он с увлечением рассказывал о только что прочитанной монографии и перечислял, какие замечательные результаты он там обнаружил. А через неделю покаянно взял слово и сказал, что ничего такого в этой монографии нет, а он сам по ходу чтения все придумал.
Моему курсу он читал лекции по теории вероятностей, а семинарские занятия вел Евгений Борисович Дынкин (к слову скажу, человек, математик и педагог редкого и замечательного таланта).
Оба они принимали у нас соответствующий экзамен. К Евгению Борисовичу была огромная очередь, а к Андрею Николаевичу – никого. А я ждать на экзамене просто не могу и отправилась к нему отвечать. В билете была какая-то задачка, постановку которой я упростила до минимума, и Андрей Николаевич стал немедленно в связи с этим задавать дополнительные вопросы. Я давала ответы, ссылаясь на соображения симметрии и размерности. Такой подход ему понравился и на меня сразу посыпались все более и более трудные и нетривиальные вопросы.
И тут началась чертовщина. Я, конечно, что-то отвечала, но Андрей Николаевич сразу же перешел к диалогу, а потом (довольно скоро) и к монологу. Все, что он говорил, было очень впечатляюще и блестяще. Так и прошел весь экзамен.
Аня Котова, которой я рассказала эту историю, спросила меня:
- А пятерку свою Вы получили?
- Конечно. Но это была отметка не моя, а, безусловно, Андрея Николаевича.
P.S. Хочу добавить еще анекдот (в прежнем смысле этого слова) об Андрее Николаевиче. Уже не помню, в какой конкретной ситуации, он дал определение женской логики:
Если из А следует В, и В приятно, то А – верно.
Много лет я цитирую эту формулировку разным людям и выясняю, что они слышат о ней впервые. Поэтому я и провожу ее здесь.
Небесное явление
&
После окончания мех-мата я стала работать в московском Планетарии. В школе преподавать я не хотела, а в аспирантуру или преподавателем в институт меня не распределяли. Так что Планетарий был единственным выходом, на котором все сошлись.
Сначала я водила экскурсии по маленькой площадке возле здания, показывала солнечные часы и пятна на солнце через телескоп с небольшим увеличением и т.п. Потом были лекции в фойе, Малом Зале, и, наконец, я добралась до Большого Зала. Акустика в нем была просто чудовищной, и к этому надо было адаптироваться. Кроме того, приходилось приспосабливаться к совершенно неожиданной аудитории: то преобладали школьники, то командировочные с высшим образованием, так что я вертелась как уж на сковородке. Именно по этой причине я не пользовалась помощью механика, сидевшего рядом со мной за параллельным пультом и готового взять на себя всю техническую часть. В зависимости от обратной связи, которую я через некоторое время после начала лекции улавливала, я строила свой рассказ. И иногда приходилось убирать или добавлять диапозитивы, иногда упрощать или усложнять содержание лекции. Словом, со всей техникой, и основным аппаратом и вспомогательными, я управлялась сама.
И вот однажды, закончив обязательную атеистическую часть, включила Солнце, прожила текущий день со всеми, а когда Солнце зашло, включила звездное небо. Это очень эффектное зрелище, и некоторое время мы все любовались им.
И вдруг, о ужас, оказалось, что я забыла выключить Солнце, и в разгар яркой летней ночи оно взошло. Наступил шок. У меня уж, точно. Несколько секунд я молча наблюдала неожиданное явление: движение Солнца по ясному звездному небу.
Опомнившись, я заговорила: - Извините меня, пожалуйста. Благодаря моей преступной халатности мы наблюдаем сейчас явление, которого вы никогда не увидите в природе и, надеюсь, в Планетарии тоже. Мы видим уникальную картину: завтрашнее дневное движение Солнца по ночному сегодняшнему небу.
Все с интересом следили за торжественным движением дневного светила, которое, наконец, зашло. Я выключила звездное небо. Некоторое время мы просидели молча в полной темноте, после чего я снова включила звездное небо.
Открылась бездна звезд полна,
Звездам числа нет, бездне дна...
(М.В.Ломоносов)
Как я укусила замдекана
На четвертом курсе я решила посещать факультативные лекции профессора Рашевского. Они начинались в семь вечера, и у меня было перед ними окно.
Я вышла из здания (а кончала мех-мат я еще на Моховой) поиграть в волейбол, сняла часы и положила их в сумку. Около семи я отправилась на факультет. Оказалось, что введено новое для нас правило: после шести пускать в здание только по студенческим билетам. Мой лежал на продлении наверху. Я об этом сказала, попросила разрешения сходить за ним в деканат, но без толку. Меня не пустили. Тогда я просто отодвинула плечом вахтершу и вошла в фойе. И тут в меня вцепился замдекана по хозяйственной части Федосеев. Он меня выслушал, но так же внутрь не пустил. Я тоже хотела отодвинуть его плечом, но не тут-то было. Он ударил меня изо всей силы кулаком пониже ключицы в грудь. Я тут же развернулась и дала ему по морде. И завязалась драка. Море студентов и даже кое-кто из профессоров окружили нас и стали наблюдать настоящую драку с активным применением силы с обеих сторон. В какой-то момент Федосеев вцепился в мою сумку и стал ее отнимать. Я не отдавала. В ярости я укусила его за палец, оставила сумку и убежала. Меня догнал Мишка Серов, отвел на какую-то лавочку, я разревелась, он меня утешал. Наконец, я успокоилась и ушла домой.
И вот я засела в своей комнате и стала думать, чем же все это кончится. За меня говорит то, что драку начал он – но это могут подтвердить только вахтерши, а они вряд ли выступят как свидетели. Далее: я укусила Федосеева, он ходит по факультету гордый, с обвязанным бинтом пальцем и всем демонстрирует свою боевую рану и спрашивает, не нужно ли ему сделать укол против бешенства. Это говорит против меня. Дрались мы на паритетных началах: это видели десятки студентов и даже профессора. К тому же это его вторая драка. Первая была с Маратом Ефграфовым. Она случилась в год моего поступления на мех-мат. Ребята играли в шахматы, к ним подошел Федосеев, смешал фигуры на доске и велел уходить домой, так как уже поздно. Как там все происходило дальше, я не знаю, вернее, уже не помню, но в результате возникшей драки Федосеев сломал Марату руку; несмотря на это Марата вышибли из аспирантуры, а Федосеев остался. Но теперь его вторая драка не с аспирантом-юношей, а со студенткой-девушкой. Это говорит, скорее, против него, но с меня вины не снимает: я же тоже дралась.
Остается одно: сумка. Моя сумка, которую он отнял у меня силой. Я соображаю, что это - уголовное преступление: даже на кража, а грабеж. Вот это – мой единственный шанс. От ребят с факультета я узнала, что Федосеев пытается всучить мою сумку кому-нибудь для ее возвращения мне. Я сказала: не брать. И велела распустить слух, что, если меня вышибут с мех-мата, я подаю в суд, возбуждаю уголовное дело о грабеже. Свидетелей у меня вагон: видели это многие, и никто не отказывается подтвердить, что Федосеев открыто и силой отнял у меня мое личное имущество. Доказать, что сумка – моя, легче легкого.
Я появилась на мех-мате через неделю и немедленно была затребована к декану. Дело решили проводить келейно: декан, два замдекана (по учебной и хозяйственной части) и я.
Я отказалась, потребовала независимых свидетелей и запись – протокол обсуждения. Сумку согласилась взять только на этих условиях, иначе иду в милицию. И немедленно. Я хорошо понимала, что возбуждение уголовного дела, даже с исходом не в мою пользу, факультету ни к чему.
И вот мы все у декана. Я рассказываю, как было дело, декан не верит, что Федосеев отказался внять моему предложению сходить наверх в деканат за студенческим билетом. Этот пункт повисает в воздухе. Повисает в воздухе и начало драки. Конец - драку и укус - я подтверждаю. Мне пытаются вернуть сумку и закрыть дело, но на каких условиях – не говорят.
Тогда я предлагаю сначала доказать, что сумка - моя. Описываю ее содержимое, его вынимают. Все со мной соглашаются. Далее я утверждаю, что произошла кража (все прямо подскакивают), даже более того, - грабеж, ибо сумка отнята у меня силой, открыто, на людях, что и называется, согласно УК, грабежом. То, что она находится не у меня, а у Федосеева, видят все присутствующие. Все это заносится в протокол. После этого я беру сумку и ухожу.
Распускаю слух: если меня отчислят, подаю в суд – все равно доказано, что я подверглась грабежу, а то, что сумка у меня, уже никакой роли не играет. Свидетелей масса.
Через некоторое время появляется приказ: мне – строгий выговор с занесением в личное дело «за недостойное советской студентки поведение».
Скажу кстати, что до сих пор среди мехматян моего поколения бытует легенда (на последней встрече курса я ее услышала от Лели Морозовой), что выговор я схлопотала (так, дескать, было написано) за «покусание замдекана». Но я–то точно знаю формулировку.
Через неделю на доске объявлений появляется сообщение об увольнении Федосеева.
В то время существовал приказ ректора Университета, что если в течение года у студента никаких нарушений не будет, то выговор снимается автоматически. Я все же подала через год заявление о снятии выговора, и об этом снятии был опубликован приказ. Однако, начальство его в мое личное дело не положило, а выговор оставило. При распределении это сыграло роль. Но как я распределялась – это особый рассказ, его я напишу позже.
Р.S. Добавлю только, что мой шеф, член-кор. NN, потом говорил мне не раз: и как Вы могли, Ира, взять в рот такую гадость?
|
