Литклуб

Лёне Лютичу посвящается

Отрывок из повести
«Следов прерывистая нить»

        Таня вышла на улицу и пошла пешком. Не хотелось втискивать себя в душный автобус после целого дня пребывания в помещении, и иногда после работы она прогуливалась по своему небольшому подмосковному городу Зеленограду. А сейчас, когда отношения с Сергеем так осложнились, делала это особенно часто.
        Пошел снег - мелкий и неторопливый. Перед глазами летели и летели косые полосы снежинок, и это мерное движение успокаивало. Она протянула руку, чтобы поймать их и разглядеть, те ли это красавицы, по образу которых вырезают снежинки из бумаги и наклеивают на окна под Новый год. Но нет, никаких узоров она не увидела, обыкновенный кусочек снега, видимо слишком тепло.
        Таня вдруг вспомнила Костю, как шли с ним из института однажды вот в такой же снег. Почему-то сейчас после разрыва с Серёжей она стала часто вспоминать Костю. Странно. Сказала себе когда-то, что Костя не герой её романа, отодвинула его куда-то в глубины своей памяти и жизни, а он всплывает всё равно. Значит, есть всё-таки какая-то ниточка притяжения. И больше всего вспоминаешь о нем, когда тебе плохо. Наверное, это то самое плечо, которого иногда так не хватает в жизни, на которое хочется упасть и выплакаться, и защититься им.
        Ну да, как всегда. Как тогда на втором курсе, когда она горько плакала, стоя у окна с чертежом в руках, во второй раз возвращенным суровым преподавателем черчения, безнадежно глядя на него и не зная, как ей осилить это сложное тороидальное сооружение со всяческими отверстиями. Таня измучилась с этим чертежом и не знала, что делать, стояла у окна, то вытирая слёзы, то рисуя мокрым пальцем по стеклу. Подошел Костя, взял ее чертеж и спокойно проговорил:
        — Ну, давай разбираться, что у тебя здесь?
        И долго возился, пока все не исправил, не привёл в порядок все мудрёные проекции. А Таня постепенно высушивала слёзы, стоя рядом с ним, и от состояния полной безысходности несчастной девочки постепенно переходила к состоянию бодрому, ощущая полноту жизни. И когда всё было закончено, она готова была расцеловать Костю, но почему-то не сделала этого.
        Когда она появилась у них на втором курсе, перевелась из Минского радиотехнического института, он заметил ее сразу. Сел перед ней и повернувшись, произнес:
        — У нас новенькая. — Легкая пауза и разглядывание в упор, — Хорошенькая девочка.
        Это он мог — бросить какую-то смелую реплику. Но дальше... сделать признание или какой-то шаг, на это его смелости не хватало. Он был внешне дерзок и даже грубоват, а на самом деле робок с женщинами. Ей он был верен до конца института, других увлечений за ним не наблюдалось. А может и до сих пор? Но Таня давно его не встречала. Он работал в Москве, жил на станции Крюково по ту сторону железной дороги в небольшом домишке с родителями. Да и тогда, когда они встретились два года назад, она болтала Бог знает что, какую-то чепуху.
        — Как дела? — спрашивал Костя? — замуж не вышла?
        — Нет, пока не вышла, ищу женихов.
        — Ну и как?
        — Да пока не нашла подходящего, — говорила Таня, изображая веселье и беспечность.
        — Ну что ж, я подожду, — сказал он.
        С тех пор не виделись уже года два, а может быть и больше. А ведь был он лучшим другом в институте, в трудную минуту всегда оказывался рядом.
        Она дошла до площади Юности, и ноги её сами повернули направо, а мысли снова побежали туда, в студенческие годы...
        Вот они сдают философию. Преподаватель Семен Васильевич был уже немолод и часто болел. Во время сессии он тоже заболел и пригласил их группу сдавать экзамен... у него в квартире. Пришли всей гурьбой, шумно раздевались в большой передней, Семен Васильевич даже пытался ухаживать за девушками и помочь Тане раздеться, но Таня ухватилась за свое пальто:
        — Ну что вы, Семен Васильевич, вам же трудно, я сама.
        — Вы что же, девушка, считаете меня дряхлым и немощным? Думаете, я не способен помочь молодой особе раздеться?
        Сзади раздались смешки, Таня не знала, что сказать, но все же выпустила пальто из рук. Наконец все расселись за столом. Семен Васильевич раздал вопросы, и студенты прилипли к учебникам, которыми разрешили воспользоваться.
        Костя сидел во главе стола и был главным помощником — проставлял оценки. Кое-как ответив на вопросы, Таня ждала своей участи.
        — Ну что мы поставим этой девушке? — вопрошал Семен Васильевич, обращаясь к Косте.
        — Девушка хорошая, — отвечал Костя, — давайте поставим ей «хорошо».
        И Тане поставили «хорошо», за что ей было совестно немножко, потому как плавала она здорово и имела смутное понятие о диалектическом материализме и материалистической диалектике.
        Иногда он возникал неожиданно. Вот они стоят кружочком в коридоре и что-то обсуждают. Вдруг Таня чувствует — кто-то трогает ее за плечо. Поворачивает голову и видит, что это Костя молча стоит сзади нее, и положил подбородок ей на плечо. И тогда возникали биотоки - от него к ней, а от неё к нему, но потом всё снова растворялось в шутках и пустяках. Но что-то назревало и назрело в последнем семестре, когда они были на дипломном проекте.
        А как нехорошо она обошлась тогда с ним... Это было, когда они у Наташи отмечали окончание последней сессии. Как она боролась, когда они сидели в маленькой комнатке, и он хотел ее поцеловать, словно бес в нее вселился. А ведь он объяснился ей в любви... «Если бы ты вышла за меня замуж, — говорил он, — как я был бы счастлив».
        Но ведь она тогда была увлечена господином Д, который писал ей такие хорошие письма, приезжал к ней, но который был женат, а она словно висела у него на крючке и никак не могла понять, что всё это безнадёжно.
        Потом, спустя некоторое время, она долго размышляла обо всем случившемся, и у нее появилось чувство вины перед ним. И чем больше она думала, тем больше сожалела о своей резкости. Наверное, она должна была помягче вести себя, поговорить с ним, а она так оттолкнула его. В Тане всё это время шёл какой-то внутренний процесс, слова "я люблю тебя" не исчезают бесследно, они западают в душу, как твоё сокровище, ты носишь его, и что-то разрастается в душе от этих слов - большое и тёплое.
        Но он больше не искал с ней встреч наедине, не вспоминал о том разговоре и не пытался продолжить тему. Вначале он избегал ее, но потом отношения вернулись в прежнее русло. Все они были тогда на дипломе и виделись редко. Ей передали, что он очень страдал и мучился после того случая и даже болел. Кто-то сказал: «от любви». Лежал целыми днями, ничего не делал и был ко всему безразличен.
        И всё же перед ее защитой диплома он развесил все чертежи, был все время рядом, успокаивал, чтобы она не волновалась. О том объяснении он не вспоминал, не было ни намёка, ни упрёка.
        А Таня, думая о нем, вспоминая все подробности и мучаясь угрызениями совести, стала находить в Косте все больше достоинств, видеть в нем надежного друга, человека, который любит ее по-настоящему.
        Если бы мужчины лучше знали женскую психологию! Если бы он мог предположить, что его объяснение послужило толчком к долгим размышлениям и сожалениям, и за это время она так много передумала. Ведь тогда он как бы застал ее врасплох. Конечно, это не было для нее полной неожиданностью, но он так прятался за своими шуточками, что ей порой казалось - ничего серьезного и нет. Если бы он подошел к ней еще раз, спустя некоторое время, оставленное для раздумий, может быть, что-то и получилось бы... Но постепенно и она успокоилась.
        Таня чувствовала, что именно он, Костя, предан ей, как никто другой. Она понимала, что Костя настоящий друг, который никогда ее не предаст, не обидит, не бросит. Но не было у нее к нему третьего влечения. Было только влечение ума и души. Она видела в нём глубокую натуру, интересующуюся многими вещами, видела его чуткость, порой спрятанную за нарочитой грубоватостью, но он совершенно не привлекал ее внешне и не волновал. И она ничего не могла с собой поделать. Ей нужны были три влечения: души, ума и тела, как написал в своей книжке Юрий Рюриков. Нужно было волнение в крови, а его не было. Костя был высоким, худощавым и... некрасивым. А нужна была пища глазам.
        И, пожалуй, это было однажды, в ресторане, на выпускном вечере. На Тане было красивое платье, они танцевали, разговаривали, он смотрел на неё без обычной иронии, казалось, что растопился лёд, и они уже шли друг к другу. В тот вечер у него было одухотворенное лицо, которое показалось ей даже красивым. Какая-то особенная утонченность проступила в этот вечер в его худощавом лице, что-то и в Тане перевернулось в тот момент, что-то зажглось… Она смотрела на него новыми глазами, и ей стало казаться, что если он пойдет её провожать, то что-то должно произойти, и она уже совсем по-другому будет себя вести.
        Но в какой-то момент вечера он исчез. Сказали, что пошел провожать Борю, который изрядно перебрал. Не было его довольно долго, Тане стало скучно, все очарование и ожидание чего-то необыкновенного стало испаряться, и когда кто-то уходил домой, она пошла с ними.
        А дня через два она встретила Костю, и он сказал, что искал ее, хотел проводить и очень сожалел, что она рано ушла. Видимо, и он тогда почувствовал перемену в ней. Но... то состояние и настроение уже не вернулось. Все встало на свои места. С тех пор они виделись редко. Пути их почти не пересекались. Он по-прежнему не был ее героем, но почему же она так часто мысленно возвращается к нему?
        Он все еще не был женат, хотя был старше ее на несколько лет. А что она?
        А она все искала чего-то, какой-то любви, которая захватила бы её всю. И вот дождалась… Серёжу и что? Счастлива?
        Проехавшая мимо машина как-то сильно завизжала шинами об асфальт, Таня слегка отпрянула, а затем со вздохом произнесла: была счастлива… целый месяц…
        А Костя? Помнит ли он обо мне? Ведь если я нужна ему, почему же он не ищет меня, не добивается? Ждет? А ты не жди, ты добивайся, "не камни женские сердца" - как утверждает классика.
        Таня незаметно дошла до МИЭТА, где они учились когда-то. Невысокое здание нестандартной архитектуры виднелось справа – такое знакомое и родное, но бегут сюда уже другие студенты. А ей пора возвращаться домой, ведь она забрела совсем не туда, ноги сами привели её к «альма-матер».
        И она пошла на автобусную остановку.