Литклуб

Елена Шувалова





Пушкинский рисунок как предтеча его сказки "Конёк-Горбунок".



Этот рисунок впервые атрибутировала искусствовед Лариса Филипповна Керцелли в 1983 году в своей книге "Мир Пушкина в его рисунках. 1820-е годы." Потом его взял на вооружение как одно из доказательств пушкинского авторства сказки "Конёк-Горбунок" Александр Лацис. Я имею ввиду рисунок на рукописи стихотворения "Андрей Шенье", где Пушкин нарисовал себя в образе лошади. Он хранится в Музее А.С. Пушкина в Хрущёвском переулке. Лариса Керцелли сосредоточилась в своей работе на "автопортрете в образе лошади", как она его атрибутировала. Для неё в этом рисунке даже нет единой композиции; всё разрозненно, среди "артистически" и непринуждённо набросанных конских голов - голова поэта в конском облике. Но в какой-то момент она почти догадывается, подступает к почти "горячо", - и сама смущается перед собственным прозрением... Вот что пишет Лариса Филипповна:
"Всматриваясь в этот портрет, мы как бы заглядываем в святая святых художника, как бы присутствуем на "примерке" им на себя некоего неожиданного (может быть, и для него самого тоже) образа, видим как бы самый момент зарождения этого образа - ещё не оформленного, не воплощённого, но уже явившегося на свет." То есть, для искусствоведа Керцелли это - зарождающийся в голове поэта художественный образ. Но - в каком же произведении этот образ воплощён? Лариса Филипповна не даёт ответа, дальше до конца статьи говоря одни слова, слова, слова... Но - спасибо и на этом. Александр Александрович Лацис в своей статье "Верните лошадь!" сразу - как положено мужчине - берёт быка за рога и утверждает, что "если это Пушкин, то в виде конька-горбунка!" То есть, если Керцелли видит в пушкинском автопортрете задумку какого-то произведения, то Лацис сразу находит - какого, - конечно, "Конька-Горбунка"! И Лацис рассуждает так: "Как понимать сей графический каламбур? Здесь запечатлён замысел будущей сказки? Или иллюстрация, автокомментарий? Или, наконец, тайнопись, свидетельство о подлинном авторстве?"

Ах ты, господи! Так и хочется крикнуть им в лица:

Подите прочь - какое дело
Поэту мирному до вас!

Особенно - Лацису, догадливому, но такому суетливому, - и такому безнадёжно пошлому... (Упокой, боже, его душу!) Нет, конечно, мы должны быть благодарны Александру Александровичу за то, что сейчас можем свободно говорить об авторстве "Конька-Горбунка", что он - благодаря своей неуёмной суетливости - пробил эту запретную тему. Всё благо - и Лацисы с Козаровецкими - тоже... Однако, и Керцелли, и Лацис поступают с Пушкиным как потребители его творчества. Так, как сам поэт описывал в "Египетских ночах":

"Публика смотрит на него как на свою собственность; по её мнению, он рождён для её пользы и удовольствия; возвратится ли он из деревни, первый встречный спрашивает его: не привезли ли вы нам чего-нибудь новенького? Задумается ли он о расстроенных делах своих, о болезни милого ему человека, тотчас пошлая улыбка сопровождает пошлое восклицание: верно что-нибудь сочиняете!..."

Так вот, господа, давайте отнесёмся к Пушкину по-человечески, и попытаемся понять, что довело его до такого рисунка? Вслушаемся в его человеческий голос. Потому что прежде всего он был - человек, - "добрый малой, Как вы да я, как целый свет..." - а потом уже - артист, художник. Мы же норовим смотреть на него с перевёрнутой позиции. Давайте посмотрим правильно. Начнём с того, что этот рисунок он рисовал не для искусствоведа Керцелли, не для пушкиноведа Лациса и не для продолжателя его дела Козаровецкого. Он рисовал этот рисунок для себя. И не предполагал, что мы будем разглядывать его. Он рисовал для себя - и для Бога. Они были в тот момент вдвоём. Пушкин был поэтом от Бога. Соответственно, и облик должен был иметь божественный - по образу и подобию... А он вдруг рисует себя подобием лошади, да ещё с каким-то приплюснутым носом без ноздрей, с лысой головой и набухшими на затылке рожками. Кстати, набухшие рожки никто как бы не замечает, а они ведь явственно видны на рисунке. Только - откуда они у Пушкина в 1825 году - году написания стихотворения "Андрей Шенье", на черновике которого поэт и рисует? Рога - атрибут женатого мужчины, а до женитьбы ещё шесть лет. Думаю, прав господин Козаровецкий в своей догадке, что рисунок был нарисован спустя время, а именно, - тогда, когда писалась сказка "Конёк-Горбунок", то есть, в 1834 году. Только сначала был вот этот самый рисунок, а из него уже вырос сюжет сказки, а не наоборот, как представляют себе Лацис и Козаровецкий. Ещё одному стороннику лацисовской версии - В.Г. Перельмутеру- предположение о том, что рисунок был нарисован на рукописи значительно позже, "не кажется убедительным". / В.Г. Перельмутер "В поисках автора"; в кн.: "Пушкинское эхо", 2003. - С. 270. А вот нам - так очень даже "кажется". Прежде всего - оттого, что рога наметились. У холостого мужчины рогов не бывает. Так что, это - по крайней мере 1831 год.
Не знаю, кого как, но меня здесь как-то очень тревожит пятно чернильное, а о нём никто ничего и не говорит! Все брезгливо молчат: пятно и пятно, - ну, поставил гений пятно, - и на солнце - как известно - пятна есть! Но пятно поставлено аккуратно - обмокнутым в чернила указательным пальцем, - и оно явно играет свою роль в композиции рисунка. Что может означать пятно, поставленное указательным пальцем? Ведь может оно означать, например, какой-то указ? Какой же? Мы знаем в жизни Пушкина один важный Указ - от 31 декабря 1833 года - о камер-юнкерстве. О камер-юнкерстве вспоминает, кстати, в связи с этим рисунком и Перельмутер, хотя и утверждает, что рисунок нарисован вместе с написанным стихотворением в 1825 году. У него, - получается, Пушкин зараннее воображает себя придворным, и вот в таком виде.
Лично мы думаем, что это поэту не снилось и в самом страшном сне - то, что случилось наяву на Новый, 1834, год. И вот это случилось - и ему надо осмыслить своё новое положение. Он рисует себя среди коней и тоже в образе лошади - почему? Потому что оказался в "царской конюшне"? Почему лошадей именно столько - то есть, четыре? Лошадей - обращаю ещё раз ваше внимание - четыре. Именно лошадей. Здесь следует, пожалуй, привести небольшую цитату из статьи ершововеда Татьяны Савченковой "Конёк-Горбунок" в зеркале сенсационного литературоведения", напечатанной в журнале "Литературная учёба", - ту именно часть статьи, которая касается нашего рисунка. Татьяна Павловна полемизирует с Лацисом и Козаровецким по поводу того, что лошадей на рисунке - четыре, как и в сказке "Конёк-Горбунок": кобылица и трое "детей". В этом она права. Дело в том, что Лацис действительно даёт в своей работе пушкинский рисунок так, как ему удобно - то есть, - без одной из лошадей - той, что отдельно - вверху слева.

"...Глава книги Керцелли с названием «Удивительный автопортрет» включает и репродукцию пушкинского рисунка, значительно отличающуюся от приведённого Лацисом и Козаровецким. Оказывается, на подлинном рисунке можно видеть ещё одну лошадь и наброски двух других голов; то есть лошадей никак не четыре! И «вылитый конёк-горбунок» в рисунке Пушкина не имеет характерных примет сказочной лошадки, чей облик недвусмысленно обрисован Ершовым: «На спине с двумя горбами, да с аршинными ушами».

"Ещё одну лошадь" - это я согласна, - но какие это наброски ещё двух голов - причём лошадиных? Где их углядела Савченкова, - или она в полемическом задоре так незаметно перешла границы истины? Но ещё одна лошадь там - несомненно - есть. Однако, если не принимать поэта Пушкина совсем уж на полном серьёзе за коня, то всё же лошадей будет четыре - как и сосчитал Лацис! А то, что у коня-Пушкина нет ни горбов, ни ушей, - это действительно значит, что поэт рисовал себя не в виде конька-горбунка. В этом я с Татьяной Савченковой согласна. Только вывод из этого будет другой...

Пока что остановимся на том, что конских морд на рисунке действительно четыре; Пушкин среди них - пятый. Зачем этой "кобыле" пятая "нога", то есть, лицо, оно же - морда, - ведь пятёрок лошадей не бывает. Да-с, не бывает. Так не запрягали. Ну так и на рисунке они так не запряжены. Та лошадка, которая отдельно - вверху слева, - которую "не учёл" Лацис, - она ведь действительно выпряжена из этой квадриги. Ну, конечно, выпряжена; ведь на чьё-то место должен был встать превращённый в коня Пушкин, - он и впряг себя вместо этой лошади . Что же это за квадрига? А это - квадрига царя Николая Павлыча; именно он любил разъезжать в квадригах, - особенно когда надо было усмирить какой-нибудь бунт, - эдакий земной Аполлон! Например, на литографии Фресмана "Император Николай Первый, усмиряющий холерный бунт на Сенной площади в Санкт-Петербурге в 1831 году" подобная царская квадрига и изображена. / В книге: "Пушкин в Царском Селе. 1831 год. - С-Пб.: "GENIO LOCI", 2006, цветная вклейка. Приглядитесь к лошадкам: видите, как они схожи? А у коня-Пушкина на его рисунке разнесчастный вид, с этим лысым черепом и намечающимися рогами, и этот страдальческий детский взгляд, как бы спрашивающий кого-то: "за что?" Кого он спрашивает? Царя? Бога? Самого себя - как дошёл до жизни такой? В своём дневнике он гораздо более сдержан, или - так кажется? 1834. 1 января. "Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры - (что довольно неприлично моим летам)..." Остановимся. Никто не акцентирует внимания на том, что Пушкин пишет не "годам", а "летам". Думаете - нет разницы? Ошибаетесь, есть. Года - это просто жизнь, лета - то, что становится летописью, что не подвластно годам. У Ариосто в "Неистовом Роланде" есть такой образ: лебеди вылавливают из реки забвения Леты славные имена, - те, которые будут бессмертны. Пушкин говорит здесь, что указ о камер-юнкерстве неприличен ему не как чиновнику, который большего и не заслужил*, а как поэту, чьё имя - Слава России. Поэтому ему неприличен чин камер-юнкера. Поэтому царский указ - это пятно, - пятнающее его - Пушкина - славное имя. А тут ещё и рога намечаются: "Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцовала в Аничкове." И сразу - о семейных ссорах Безобразовых: "Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своею женою..."

* Да и где вообще этот "чиновник", не фикция ли он в николаевских бумагах, как подпоручик Киже в бумагах его батюшки?.

Я противница версии Щеголева о роли царя Николая в жизни Натальи Николаевны, но Пушкин тогда - когда на глазах всего света разыгрывался скандал с женой Безобразова, бывшей наложницей императора, мог себе представлять и такое развитие событий... Вообще, Аничков был дворец интимный, для своих.

Давайте вглядимся в пятно. Видно невооружённым глазом - но можно и вооружиться - лупой, например, - и вы увидите, как проступает в этом пятне какая-то рожица и ещё что-то. Рожица снова похожа на облик нашего Александра Сергеевича, вот и бакенбарды завиваются. Только - с кем это он столкнулся нос к носу? Никак не понять - хоть так верти, хоть эдак; не лицо, а чёрть-е-что! Безличие какое-то... Или - безобразие? Так точно, безобразие и есть! Нет образа в этом лице. Образа Божьего. Безобразов вышеназванный, что ли? Пушкин как будто спрашивает своим рисунком: что же, и ему уготовано такое же "безобразие"? Нет, не с Безобразовым - конечно, - он столкнулся, а с самим собой - обезличенным. Столкнулся, - и из огромного поражённого глаза потекла слеза... Видите? А вид у самого при этом смешной, дурацкий. И бакенбард завился в знак вопроса. Никто не атрибутировал до сих пор этот автопортрет. А ведь из него родился наш Иван, - третий сын в сказке "Конёк-Горбунок", - который "вовсе был дурак". Вот он какой - смотрите! А тот, что впряжён в квадригу, - ещё не Горбунок, но уже похож на него. Пушкин рисовал своё горькое состояние, а из рисунка рождалась сказка... Да, но пока что была не сказка, а жизнь. Всё та же запись в Дневнике от 1 января 1834: "Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным..." Отличить его - а его что, отличить было нельзя от других - Пушкина-то?!! Какие отличия ему были нужны? Думаю, эту фразу нужно прочесть наоборот - так, как нарисовано на рисунке: "обезличить меня и сделать смешным". Вот это - верно. И соответствует полному сарказма продолжению фразы: " - а по мне хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике". Французские вокабулы - это просто слова французского языка, который Пушкин знал чуть ли не лучше родного, а арифметика - первый - начальный - раздел математики, - который, - при всей неспособности к точным наукам, - он всё же давно превзошёл. И Пушкин здесь как бы подчёркивает - "меня", - ведь это местоимение можно и не ставить: "меня учиться французским вокабулам и арифметике..." Смеётся, а у самого сердце кровью обливается... "Хоть в камер-пажи..." Откуда только взялись у нас все эти звания: камер-пажи, камер-юнкеры, камергеры? Взялись они - конечно - от Петра Первого, от которого взялось почти всё в России, - даже и сам Пушкин. Пётр привёз их из Голландии, а в Голландии они оказались из Германии и Пруссии. А когда и где зародились впервые? А впервые - знаете где? - в Англии, ещё при Генрихе VIII, но расцвело это всё при Якове I Стюарте. Что - "это"? Был такой королевский Департамент, Департамент Спальни: вот там и появились впервые все эти должности. Английские их названия такие: камер-паж так и будет "page of the Bedchamber", камер-юнкер - "groom of the Bedchamber"; камергер - "gentleman of the Bedchamber "... Groom of the Bedchamber - камер-юнкер - буквально - "конюх спальни", - в общем, у англичан - что спальня, что конюшня... Пушкин - как всегда - зрит в корень, - и применяет к себе это исходное и откровенное, а не декоративное уже российское камер-юнкерство. Вот они три лошади - которые вместе - и есть: паж, грум да камергер. Все три звания относит к себе Пушкин. "Ты камер-пажиха", - пишет он Наталье Николаевне 30.04 1834 из Петербурга в Москву; камер-юнкером он и так назывался; а слово "gentleman" - камергер Спальни, - у него вдруг выскакивает в таком контексте: "На того я перестал сердиться, потому что, в сущности говоря, (оригинал по фр.) не он виноват в свинстве, его окружающем. А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к <-----> , и вонь его тебе не будет противна, даром что gentleman..." / Н.Н. Пушкиной, 11 июня 1834 года из Петербурга в Полотняный завод. Царь - gentleman? В общем-то, это обосновано, - поскольку у тех же англичан первым джентльменом считался король. Но ведь и он сам - Пушкин - находится там же, где царь, поэтому и восклицает: "Ух, кабы мне удрать на чистый воздух." Значит, и он - gentleman? Во всяком случае, не случайно это слово в письме написано по-английски. Оно снова указывает на придворные должности при Спальне Якова Стюарта: page of the Bedchamber, groom of the Bedchamber, gentleman of the Bedchamber. Три лошади получается, но на рисунке их - четыре (пятая не в счёт, она просто выпряжена из квадриги, - как будто убрана с шахматной доски). Кто же эта странная лошадь в хомуте и с шорами, с какими-то спутанными и грязными волосами и с точками на шее, как на шкурке горностая? А лошадь эта соответствует четвёртой должности - должности начальника всей этой камарильи, то бишь, Спальни: обер-камергера двора; по-английски: groom of the stole. Что за зверь? Вот как описывает его историк Виталий Сергеевич Ковин в своей работе "Королевский двор Якова I Стюарта: королевская спальня, её слуги и все остальные": "Действительным руководителем Королевской спальни стал обер-камергер двора, или постельничий (groom of the stole). По одной из версий, название должности произошло от королевской мантии (stole), которую монарх надевал по особо торжественным случаям и за которую обер-камергер нёс ответственность. По другой версии, и более реальной, название происходит от королевской ночной вазы (stoole - стул, стульчак), за которую так же отвечал королевский постельничий. Последняя обязанность делала его самым близким слугой короля, что создавало своего рода интимную основу для его влияния." Вот оно что - мантия! Чёрные точки, как на шкурке горностая, - это намёк на королевскую - с горностаевой подбивкой - мантию! И соответствует это всё письму Пушкина к жене, где он пишет о вонючем нужнике, в котором живёт царь и в котором приходится находиться ему самому, джентльмену для мантии, или - может, - для ночной царской вазы? "Это - реальнее", - отмечает Ковин, - так же полагал и Пушкин, - обозначив на лошади с закрытыми глазами мантию, а слева от неё - две точки, - которые ни что иное, как ноздри. У коня-Пушкина ноздрей ведь почти что и нет. Ноздри - отдельно, - там же, где мантия или - стульчак, - который Пушкин рисовать не стал. Ноздри обозначают запах, видимо. Ту вонь, среди которой живёт царь - и - теперь - он сам, славный наш поэт. Вот кем он теперь был - конюхом при лошади в мантии, которая скорее и не мантия, а - царский горшок! Было от чего плакать. И приходить в ярость. И - писать сказку. Он отодрал от себя этого мерзкого царского Спальника, противопоставил себе. Лацис и Козаровецкий всё выбирали для него прототип - для самого отвратного персонажа сказки "Конёк-Горбунок", а ведь это - он сам, Пушкин! Вернее, тот фантом, доведённый до предела художественным воображением поэта, который встал перед Пушкиным и ужаснул его тогда, когда он сидел и рисовал свой рисунок, представляя себе своё новое положение. И - может быть, он и перестал сердиться на того, то есть, царя, создав своего Спальника, который и в сказке - более мерзок, чем царь. "Так я же стану русским Данжо", - угрожает Пушкин в первой записи Дневника 1834 года. Данжо считался шутом-разоблачителем Двора Людовика XIV, короля-Солнца; он передавал народу все мерзости дворцовой жизни. Пушкин в роли шута пишет сказку "Конёк-Горбунок", где под маской Иванушки-дурачка рассказывает, в каком окружении и как живёт царь, и к чему это его приведёт. Воистину, прав зоил Рюхин: всё шло ему на пользу!

И - последнее - отчего он рисует этот рисунок на рукописи стихотворения "Андрей Шенье" 1825 года? Случайно подвернулся листок под руку? Нет, друзья. У Пушкина таких случайностей не было. В этом было своё значение, именно то, что он "возвращался к оппозиции". Если мы взглянем на последнюю строчку, которой оканчивается черновик и под которой нарисован наш рисунок, это строчка - "И (Так) буря мрачная минёт!" Это - конец не всего стихотворения "Андрей Шенье", а именно той части его, что ходила в списках "На 14-е Декабря" после известного восстания. Той части, из-за которой поэт был взят на заметку новым царём - Николаем Первым, и "благодаря" которой начались их нелёгкие отношения. Началось закабаление поэта, которое завершилось этой привязкой Пушкина к царскому двору, которая в конце концов и погубила его физически. Дуэль - это ведь уже развязка; завязалось же всё 1 января 1834, когда поэту был пожалован чин камер-юнкера Двора Его Императорского Величества. Но сами отношения - как мы знаем - завязались ещё раньше - с доноса о "возмутительных стихах" - вот этих самых - и срочного вызова из Михайловского к новому царю. Тогда они постарались придти к конценсусу. Пушкин окрылился надеждой на Николая, увидев в нём сходство с Петром Великим. Теперь, дойдя до края этих отношений с царём, столкнувшись нос к носу с собственным без-образ-ием, Пушкин почувствовал себя полным дураком. "Но ты во всём этом не виновата, а виноват я из добродушия, которым я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни..." / Н.Н. Пушкиной, 8 июня 1834 года, из Петербурга в Полотняный завод.

Пушкин рисовал этот рисунок для себя, представляя своё новое положение при Дворе Е.И.В. Николая Первого. Он был полон горечи, отчаяния и желчи. Но рисунок этот стал началом его лучшей, божественной, сказки. Сказки, которая начала сказываться из этого рисунка. Эпиграфом к её Первой части он так и поставил слова "Начинает сказка сказываться". А нам этот рисунок раскрыл глаза на истинного автора "Конька-Горбунка" - Александра Сергеевича Пушкина. Давайте же прочтём, наконец, эту сказку как сказку Пушкина, и нам - уверяю вас - откроется столько всего чУдного, - о чём мы даже никогда и не предполагали в этом с детства знакомом произведении!