У метро “Сокольники”, на другой стороне улицы стоит пожарная каланча. Это памятник 19 века, но и по сей день там дежурная часть, а каланча внушает большое уважение своей основательностью и мудрой деловитостью. Эту каланчу я ярко увидел два раза, причем в своей новейшей истории. Почему-то в школьные годы я и не подозревал о ее существовании. Наверное, сразу спешил в парк, где шли праздничные международные выставки, включая первую американскую, когда был воздвигнут геодезический купол, блистали крыльями автомобили “Крайслер” и ”Форд”, а студентки Иняза наливали всем невиданную “Пепси-колу” в фирменные стаканчики, и при этом шутили, что заправляли свои самовары гуталином.

Начну со второго раза, который начался со звонка моей тети: - Сережа, Оля будет ждать тебя у каланчи через дорогу от метро. У станции встречаться неудобно – много народу. На ней будет белая шапка и красная куртка. Оля принесет для меня башкирский мед, а ты, может быть, успеешь в аптеку купить “Витаон”* для Янека. А то он все время болеет. Оля – это соседка подруги моей тети Тани –Валентины Ивановны. Янек – Олин внук. С Валентиной Ивановной тетя познакомилась в 1944 году. Конечно, сейчас я вижу в тете самых дорогих мне людей – бабушку, маму, но и сама по себе она явление превосходное. Среди упомянутых девочек с “Пепси-колой” было немало ее студенток – больше тридцати лет, с военной поры, она проработала в Институте Мориса Тореза, впрочем, сейчас этого славного имени испугались. Тетя написала много учебников, некоторые с Валентиной Ивановной, по которым до сих пор в МГЛУ** учат студентов. 16 октября 1941 года моя мама и тетя из окна своей комнаты, Таганская улица, дом 1, квартира 1, смотрели, как по мостовой движется поток людей, везущих за собой тележки со скарбом. В эвакуацию они не поехали, потому что бабушка заведовала пунктом первой помощи москвичам во время бомбежек. Когда Виктор Талалихин совершил свой первый в мире ночной таран, он, выбросившись с парашютом, сломал руку, и его привезли прямо к нашей бабушке. - Он был совсем юный мальчишка, - рассказывала она. И пока бабушка перевязывала его, он все говорил, как сумел добраться до обломков остановленного им бомбардировщика, и увидел распластанных на земле важных фрицев с множеством железных крестов. Однажды бабушка вернулась после дежурства бледная, как снег. Бомба попала прямо в бомбоубежище. Сейчас там кинотеатр “Зенит”. В это же время мой отец, с которым мама еще не была знакома, инженер-лейтенант по специальности танки и артиллерийские тягачи, участвовал в подготовке боевой техники для уже замышлявшегося контрнаступления.

___________________________

* "Витаон" -бальзам Караваева. Хорошо действует на верхние дыхательные пути.

** Московский Государственный Лингвистический Университет

В шестидесятые годы тетя, редкий по тем временам случай, преподавала Историю и географию СССР в Уппсальском Университете, Швеция. Профессора с кафедры славистики попросили ее прочитать лекцию об эпохе Петра. Конечно, она хорошо подготовилась и решила проиллюстрировать свой доклад диафильмом, множество которых привезла из Союза. И вот первый кадр – знаменитое полотно Ге, Петр державным шагом расхаживает вдоль Невы и подпись – И думал Он: Отсель грозить мы будем шведу. Тетя быстро перевела на следующую картинку.

Олю я узнал сразу, потому что несколько раз бывал у них по поручению тети Тани. Однажды, когда Валентина Ивановна угощала меня чаем с печеньем, я обратил внимание на часы старинной работы, из красного дерева и с диковинным циферблатом. – Эти часы подарили прихожане на венчание моих родителей – сказала Валентина Ивановна. В сентябре 41 года Валентина, боец МПВО, немного отдохнув после Всенощной на крыше, пошла в домоуправление, где располагался и штаб, сдать отчет о числе потушенных зажигалок. Опять объявили воздушную тревогу, которую она благополучно переждала. А когда пришла домой, дверь была распахнута настежь – ее выбило взрывной волной. Огромный осколок пробил кирпичную кладку, прошил шкаф, в котором висели платья ее тети, слывшей большой модницей, перегородку между комнатами и ударился о противоположную стену. Часы лежали на полу. Валентина Ивановна бросилась к ним, поставила вертикально, отвела маятник, и они пошли. Они идут и сегодня.

Продолжая воспоминания, Валентина Ивановна подошла к шифоньеру, и достала кристалл небесной лазури. Отец Валентины Ивановны, отец Иван Кормилин служил в Церкви Марии-Скоропослушницы в Ессентуках. Туда он попал по распределению семинарии, а сам происходил и города Скопина рязанских краев, и Валентина Ивановна гордилась чуть ли не родством с воеводой Скопиным-Шуйским. Церковь славилась на всю Империю своим единственным на весь крещеный мир алтарем из Кузнецовского фарфора. Служба продолжалась еще несколько лет после революции, а затем Храм взорвали. В руках у Валентины Ивановны был кусочек алтаря. Тогда же у нее начались какие-то сложности в школе, и мама отослала ее в Москву к своей сестре, которая была замужем за очень талантливым экономистом, одним из разработчиков плана первой пятилетки Владимиром Быковым. Как известно, первая пятилетка была сверстана очень удачно, и хорошо завершена, что не помешало дяде Володе очутиться в местах, посетить которые он совсем не планировал. Возможно, речь шла о деле Промпартии. Через некоторое время его освободили, и послали, или сослали, в Фергану, развивать промышленность по разведению тутового шелкопряда. Стране был нужен парашютный шелк. Здесь он опять преуспел, и вернулся домой уже после войны с благодарностями и почетными грамотами.

Дом, в котором мы пили чай, был построен окрыленным Госпланом для своих сотрудников в конце двадцатых годов. Тогда расцветали разные стили, не только конструктивизм. Наверное, их архитектор был ценителем голландской живописи. Уютное бежевое здание с большими квадратными окнами, мансардами и игрушечной, словно черепичной крышей, казалось, поселилось на берегу канала, а не на пересечении Плющихи и 6-го Ростовского переулка. Но терпеть трехэтажные архитектурные изыски в нынешней Москве совершенно нерентабельно, и недавно всех переселили в Сокольники. Впрочем, жильцы покидали насиженное место не без воодушевления. При демократии в подвале открыли частную сауну, и благопристойный фламандский канал сменился на сплошную парную.

Не смотря на решающую роль Госплана в появлении дома, квартиры в нем были коммунальными. Зимой 42-го года на побывку с фронта после тяжелой контузии приехала соседка, врач Шева Григорьевна. В те же дни в Москве произошла страшная автомобильная авария, из всей семьи уцелела только годовалая девочка Оля, и Шева удочерила ее. То ли в машине были ее друзья, то ли ей просто кто-то посоветовал – не знаю. Оля выросла, до пенсии проработала простой уборщицей, вышла замуж, родила Ванду, разошлась. Ванда выросла, стала бухгалтером, родила Янека, и тоже разошлась. С Янеком я не знаком, но, судя по рассказам тети Тани, у которой все были в гостях, это очень добрый, вежливый мальчик с прекрасной речью, думаю, это от разговоров с Валентиной Ивановной. Он учится в колледже по профилю “Повар итальянской кухни”, а чтобы заплатить за учебу еще и работает, очень устает, и часто простужается. Янек заботливо относится к Валентине Ивановне, над которой они взяли опекунство, и которая в свои весьма за девяносто часто молится в Храме, находящемся тут же неподалеку, в Сокольниках.

А первый раз я увидел каланчу в октябре 1991 года, когда шел к “Матросской Тишине”. Дальновидные люди из правительства выступили в отчаянной попытке разоружить незаконные формирования, но были не поняты, не поддержаны и посажены. Горстка людей собиралась на первые демонстрации в их защиту. Они несли свои флаги под неодобрительные взгляды прохожих, удивляясь вдруг ставшей чужой, словно оккупированной, Москве. Но годы не останавливаются, сидельцев, к которым добавили еще героев 93-го года, выпустили по амнистии, от которой гордо отказался генерал Варенников. А тоненький ручеек жизни пробивается сквозь скалы и пески времени. Валентина Ивановна, Шева, Оля, Ванда, теперь Янек. Пусть ему поможет и наш “Витаон”.