Литклуб

Надежда Трубникова



Из книги «Жизнь в стихах»


УХОДЯТ…

Уходят наши старшие друзья.
Ровесники уходят понемногу.
И их остановить уже нельзя,-
Им в вечности проложена дорога.

А что она – тропинка или тракт,
Садовая дорожка иль лесная…
С живыми есть ли там у них контакт…
Об этом лишь один всевышний знает.

Надолго ль в памяти оставим след?
Сколь он глубок? Насколько след тот светел?
И вечно ль будет излучать свой свет
Или его тотчас задует ветер?..

Хотела б я, когда пройду свой срок,
Чтоб в памяти людей горел мой огонек.
5 апреля 1994г.



О ЛУНЕ, О ЖАБЕ, О СВЕЧКЕ
И О СЛАВНОМ СМЕШНОМ ЧЕЛОВЕЧКЕ


Сказка

Жил-был старичок-простачок.
В старину
он свечку зажег,
чтоб увидеть луну,
потому что ему показалось во сне,
будто жаба сидит на луне.

И сказал старичок-чудачок:
На сосну
надо влезть, на сучок,
чтоб увидеть луну,
потому что со всякой высокой сосны
рукою подать до луны.

Положил старичок в сундучок
огурцов
да редиски пучок,
да пакет леденцов
и отправился к самой высокой сосне,
чтоб забраться поближе к луне.

Взял свечу старичок в кулачок,
вздохнул,
влез на верхний сучок
и на небо взглянул.
Но на небе сияла спокойно луна
И чиста, и кругла, и ясна.

Где-то вдруг старичок щелчок
услыхал слабый,
запиликал сверчок,
и заквакала жаба.
От испуга чихнув изо всех своих сил,
Старичок свечу погасил.

И решил старичок-чудачок:
Бесспорно,
что с луны на лужок
жаба слезла проворно,
потому что свечи моей сильный накал
несомненно ее испугал.

Жил-был старичок-простачок
славный,
Вот и вышла, дружок
наша сказка забавной.
Если станешь скучать, если будешь грустить,
снова сказочку эту прочти.
14 февраля 1968г.



Из книги «Судьба»


СКАЗКА О ДЕВУШКЕ ПОЛЕ,
ВЫЛЕЧИВШИЙ ЦАРЕВИЧА
По мотивам сказки С. Реберг
«Чудесная травка»
1.

В некотором царстве,
В славном государстве
Жил-был царь с царицей,
Сокол с соколицей.
В мире и согласье
Жили-поживали,
Никаких несчастий
Смолоду не знали.
Их мечта носила
В голубые дали,
И рожденья сына
Оба страстно ждали.
Родился ребенок
Ладный да красивый,
Жребий же с пеленок
Выпал несчастливый.
Хоть он рос на диво,
Времени не зная, –
Усмехнулась криво,
Видно, сила злая.
Сердце, разум зрелый
Получил он свыше,
Но был слаб – и телом
Хил и неподвижен.
И царю с царицей
Стало в одночасье
Лишь ночами снится
Их былое счастье.
Всех врачей созвали,
Но и в мудром споре
Так и не узнали,
В чем причина хвори.
Лекарей туземных
В царство приглашали,
Магов иноземных
С болью вопрошали,
Жаждали ответа,
Есть ли в мире сила,
Что по их совету
Вылечила б сына.
Но и те не знали,
В чем исток болезни,
Так и не назвали
Им лекарств полезных.
Годы пролетели,
Полные кручины,
Жили лишь мечтами –
Как спасти им сына?

2.

Раз пришел в столицу
Дед в тряпье убогом,
Попросил царицу
Показать больного.
Кем он был? Каким был
Магом иль факиром?
Важно ли? Лишь знал бы
Доступ к тайнам мира.
Осмотрев больного,
Замер без движенья,
Помолчал немного
И изрек решенье,
Свой рецепт: Идите
В лес еловый старый,
Там траву найдите
«Волосок Варвары»;
Травку соберите
Да наймите пряху,
Чтоб напряла нитей
На одну рубаху;
Полотно сотките
Из волшебных нитей
И швее вручите,
Закажите сшить ей
Новую рубаху
Всем на загляденье,
Пусть ее без страха
Сын больной наденет;
Пусть семь дней побудет
Он в рубашке новой –
И всю жизнь пребудет
Сильным и здоровым.
Царь тотчас отправил
Тридцать три подводы,
Во главе поставил
Дядьку-воеводу.
Тридцать прях готовы,
Тридцать три ткача,
Натянув основу,
Могут ткать начать…
Только труд напрасен,
Ведь в глуши еловой
Даже царь не властен
Над травою… Словом,
Травки той, бывало,
Как гласит преданья,
Много вырастало
По еловым далям.
Да теперь не стало
Травок-волосинок,
Редко где осталось
Несколько былинок.
Около деревни,
Где прошли подводы,
Дед седой и древний
Встретил воеводу.
Отыскал он все же –
Там, под елью старой –
С паутинкой схожий
«Волосок Варвары».
И тогда к народу,
В пояс поклонившись,
Вышел воевода
И, перекрестившись,
Каждого, кто хочет,
Каждого, кто сможет,
Попросил помочь он
В горе – волей божьей.
Дружно в лес ходили
Многие в начале,
Но потом забыли
Царские печали.
Полевым работам
Ждать ведь не прикажешь,
И, свои заботы
Ближе – что тут скажешь…

3.

Лишь одна сиротка –
Десять лет ей было
Сердцем нежным, кротким
Просьбу не забыла.
Все в деревни знали,
Что и не забудет…
Поленькою звали
Ту девчушку люди.
По утрам украдкой
По лесу бродила,
По щепотке травку
В чаще находила.
До зимы причины
Отдыхать не знала,
А зимой с лучиной
Нить за нитью пряла.
Вот семь лет уплыло,
Как и не бывало,
Девушкою милой
Та девчушка стала.
А царевич снился
Ей всегда здоровым.
Полин труд спорился,
Вот уже готова
Пряжа. А старушка,
Что с пеленок знала,
За одну полушку
Полотно соткала.
Радостно девица
Ту рубаху шила,
А потом в столицу
С ней идти решила.
В узелок сложила,
Попринарядилась,
Хлеба насушила,
Да и в путь пустилась.
Небо ясно было,
Ветер веял тихо,
Солнышко светило,
Не грозило лихо.
Но внезапно стаей
Набежали тучи,
Путь же предстоял ей
Через лес дремучий.
Топот услыхала,
Стало Поле страшно,
Только крепче сжала
Узелок с рубашкой.
Гиканьем и воем
Чащу наполняя,
Налетели двое,
Узелок отняли…
Не в себе от горя
Поля возвратилась:
Во дворец однажды
Девушка Ирина
Принесла рубашку
Для царского сына
И, почти рыдая,
Сказывать всем стала,
Как она годами
Травку ту искала…
Прав был лекарь мудрый –
Не прошло недели,
Как больной наутро
Смог уж встать с постели.
Ясной ночью лунной
Совершилось диво –
Стал царевич юный
Сильным и красивым.
Царь с царицей были
Ласковы к Ирине,
Милости любые
Ей они дарили;
Стал ведь сын их милый
И красив, и строен,
А ее просил он
Быть его сестрою.
Время шло – и что же –
Вот уж с юным пылом
Девушке пригожей
Сердце подарил он;
Так за чем же дело –
Свадьбе быть весною…
Весть о ней летела
Вольно над страною.

4.

Свадьба в воскресенье.
Как к реке речушки,
Стекалися семьи,
Дети и старушки.
В городском предместье
На краю престольной
С соседями Поля.
Церковь в день весенний
Главами сияла.
Девушка в смятенье
Там в толпе стояла.
Вот под говор струйный
В золотой карете
Сам царевич юный
На венчанье едет;
Только лишь с волненьем
На него взглянула,
Сердце на мгновенье
Вдруг захолонуло;
Из толпы на паперть
Девицы рванулась,
Побелев как скатерть
К людям обернулась;
О его венчании
Мысль в висках стучала,
И она в отчаянье
Правду прокричала –
Над толпой, что, славя
Молодых, молились,
Взвился голос: Я ведь
Его исцелила!
Девушку схватили,
Безумной назвали,
В келью заточили,
В монастырь сослали,
Там она сначала,
Словно в клетке билась,
Дней не различала,
Плакала, молилась…
Но потом затихла…
От тоски жестокой,
Как цветок, поникла
В горести глубокой.
Время уносило
Долгие недели…
Поля попросила
Прялку да кудели.
Видя, как умелы
Тоненькие пальцы,
Дали ткани белой,
Шелк, иглу и пяльцы.
Нитка да иголка
Замелькали споро,
Вышивая шелком
Дивные узоры…

5.

Царь однажды вспомнил
Случай в день венчанья,
Вспомнил облик скромный
Девушки печальной.
Пожелал не только
Повидаться лично,
Но узнать истоки
Горести девичьей.
Царь был ласков. Поля
Так молчать устала,
Что своей недоли
И таить не стала.
Исповедь он слушал,
Сдвинув брови гневно;
Возвратившись, тут же
Звать велел царевну.
Он сказал ей строго,
Что от наказанья
Лишь спасет ее пред богом
Честное признанье…
И она призналась:
Да, мол, виновата;
Полю грабить взялись
Два родные брата.
Что грешна разбоем,
Что чужим владеет
Счастьем – и любовью.
Но царевич любит,
Истины не зная,
И его погубит
Правда роковая.
Мол, она красива,
Поля же – дурнее,
И не быть счастливым
Царевичу с нею.
Даже царь не может
Ради той дурнушки
Сына растревожить,
Мир его разрушить.
Слушал с отвращеньем
Царь лихие речи…
Сам же был в смущенье –
Как тут поперечишь?
Вдруг, узнав об этом,
Сын любимый снова
Будет им же предан
Участи больного.
Рвется сердце между
Правдой и любовью,
Не смыкая вежды,
Мается все вновь он:
Бродит, как побитый,
Он по тронной зале;
Встал рассвет, умытый
Царскими слезами;
Был рассвет тот солон…
Царь поехал к Поле,
Состраданья полон
И отцовской боли.
Говорил с ней долго
О ее мученьях
И о царском долге,
И об излеченье
Сына, и о счастье
От его здоровья,
Что между участьем
К Поле и любовью
К сыну сердце рвется,
Но найти решенья
Все не удается –
Нет и утешенья…
Говорил все глуше,
Не имея сил, он, –
Попросил не рушить
Счастье сына…
Слова лишь довольно.
Он ей свято верит;
Снова к жизни вольной
Распахнуться двери.
Он готов исполнить
Все ее желанья,
Если Поля молвит
Слово о молчанье.
Не царю, страдальцу
Поля отвечала
И, склонившись к пяльцам,
Тихо обещала,
Что не скажет людям,
Сохранит молчанье;
В сердце скрыта будет
Та святая тайна.
Только нет на свете
Никого, – сказала, –
Я бы в стенах этих
Жить и впредь осталась;
Я здесь всем довольна;
Только бы хотела
Права выйти вольно
Я за их пределы.
О желанье скромном
Царь распредился.
А пред нею, словно
Равный ей, склонился.

6.

Звездным небо было
Этой тихой ночью…
Полю чуть знобило,
Не смыкались очи.
Девушка скорбела
Над своей юдолью:
Радость в сердце пела
Вперемежку с болью.
Крикнуть ей хотелось
Небесам, как судьям,
То, что не имела
Права молвить людям.
А поутру, воле
Непривычной рада,
Во ржаное поле
Вышла за ограду.
Раньше лес и солнце,
Все, что так любила,
Лишь через оконце
Можно видеть было.
Квакали лягушки,
Грея свои спинки…
По лесной опушке
Вдаль вела тропинка…
Вспоминать вдруг стала –
Охватили чары –
Как она искала
«Волосок Варвары»…
Вспомнить ей было
И радостно и горько,
А тропа манила
По лесным пригоркам,
По лесным полянам,
По дремучим чащам,
Воздухами пьяным,
Птицами звучащим…
Вот перед ней лужайка,
Лес вокруг стеною,
Малых пташек стайка,
Щебет за спиною.
Да на небе тучки,
Не стерпела Поля.
Не с людьми девица
Поделилась болью, –
Крик пронесся птицей
Над лесным раздольем;
Небу по-над травьем
Сердце боль излило:
Это я ведь, я ведь
Его исцелила!
Как по божьей воле,
Все вдруг зазвучало,
И с восторгом Поля
Звукам тем внимала…
Это ты! – ей пели
Листики и травы.
Это ты! – галдели
Птицы по дубравам.
Это ты! – шептали
Васильки и кашки.
Это ты! - кивали
Белые ромашки.
Это ты! – шумели
Ей лесные дали,
Небеса звенели,
Душу призывали.
Сердце встрепенулось,
Сердцу стало тесно,
И душа рванулась
К высоте небесной…
Унеслась по праву
В райские пределы…
И укрыли травы
Молодое тело…
Июль 1999 г.



Из книги «Обнаженность души»


Маленькая поэма обо мне
и моей Москве

Малая родина есть у всех -
Дом, где родился, вырос;
Первые слезы, первый успех,
Первый костюм на вырост…
Но для кого-то она - изба,
Хутор, село, деревня…
Мне же послала моя судьба
Город великий и древний.
Милый очаг родного огня -
Это Москва-столица,
Город, что выпестовал меня,
Где довелось родиться.
Мне бы, взлетев над ним высоко,
Спеть про его безбрежность,
В песне излить широкой рекой
Гордость, любовь и нежность.
Помню окраину, крошку-дом,
Лес, где росла кислица,
Нынче то место найдешь с трудом, -
Так разрослась столица.
«Яуза» и Богатырский мост
Сказочные названья, -
Путь мой, крещенный вами, непрост,
Прочит нам расставанье.
«Поле Ширяево», «Богатырь»…
Детство не повторится:
Синие птицы детской мечты
Могут теперь лишь снится.
Мы поселились перед войной
В новой большой квартире,
Круг моего общенья с Москвой
Стал несравненно шире.
На Красносельской. Рядом почти
Все три вокзала с нами, -
По Краснопрудной только пройти
Иль напрямик, дворами;
Фабрика-кухня наискосок -
Конструктивизма опыт…
Помню я вой воздушных тревог,
Бомбоубежищ шепот;
Помню, я как в сорок первый год
Бил нас мороз жестоко,
И нескончаемый крестный ход
Перекрещенных стекол;
Помню ту ночь и утро весной…
Отрочества приметы:
Новая школа, новый мой дом,
Новые сны, заботы,
Новая дружба - ладонь в ладонь,
Новые горизонты.
Стали Сокольники для меня
Частью отчизны малой, -
Память и нынче к себе манят
С силою небывалой.
Мысленно снова я в тех местах:
Вот моя школа, почта,
Клуб Русакова, больница та,
Где родила я дочку…
Только ведь это было потом…
Ну, а пока со мною
Та каланча, что торчит перстом,
Парк, что шумит листвою.
Парку «Сокольники» я должна
В нежной любви признаться, -
Память под сенью аллей одна
Вздумала прогуляться.
Летом играли там в волейбол,
Шли на каток зимою…
Милый мой парк, навсегда любовь
Связывает с тобою…
Улиц Сокольнических покой -
Будто в глуши России…
Вечер торжественный выпускной…
Помню свои стихи я,
Радостно-грустным чувством полна,
Вслух читала впервые,
А над Москвою плыла весна
В дали, еще не былые:
Дали студенчества добрых лет
Дружества и ученья…
Первой влюбленности чистый свет…
Новые увлеченья…
Улица Жданова, что теперь
Вновь Рождественкой стала, -
Милая, хожено по тебе
Было тогда немало;
Площадь Дзержинского, «Детский мир»
(Площадь теперь – Лубянка),
В юность шагнуть бы мне напрямик,
Ставшую иностранкой…
Жили тогда мы в стране другой,
Но, как и нынче, святы
Были и Кремль и Вечной огонь -
Даже святей стократно…
Стала отныне Москва Москвой,
Ранее мне незнакомой,
Стала той самой малой страной,
Равной большому дому:
Стали моими эти мосты,
Площади, переулки, -
Я открывала мир красоты,
Звонкой, веселый, гулкий;
Я постигла эту страну
Выставок и музеев,
Я полюбила их тишину,
Возле шедевров млея;
Я погружалась в сказочный мир
Славный московской сцены,
Льющей на душу свой эликсир,
Действенный и бесценный;
Мне приглянулся тихий уют
Улочек Замоскворечья;
Я полюбила Москву мою
Радостно и навечно.
В центре, на Пушкинской, начала
Долгий свой путь научный, -
Не сомневаюсь, что избрала
Путь тогда самый лучший.
Помню я свадьбы моей цветы
Царственный куст сирени…
Сказки о счастье, чудо-мечты,
Сладость заблуждений;
Помню я радости первых лет,
Чудо рождения дочки, -
Ну, а потом размолвок и бед
Выбоины и кочки.
Помню я «оттепели» разлив,
Долгий туман «застоя».
Помню растаявшие вдали
Счастье мое простое.
Свет моей безответной любви,
Ласковый, нежный, чистый,
В памяти сразу – лишь позови -
Вспыхивает лучисто.
Вместе со мною была Москва
В радости и печали:
Вместе искали любви слова,
Плакали и молчали;
В памятный вечер бульвар Цветной
В дымке метели таял;
Был Парк культуры весь золотой,
Вместе со мной мечтая;
И, распоясавшись, Крымский мост
Пел и плясал со мною;
Новый Арбат вдруг исполнил трель
В радостный день защиты,
А на Черкизовский пел апрель
Солнечно о открыто.
Время уходит трудный тропой,
Терпкий роняя запах…
День переезда полон хлопот -
С севера на юго-запад;
Вот Тропаревская церковь, вот
Высится Дом туриста…
Лес под окном, соловей поет -
Трели выводит чисто…
Это еще одна ипостась
Города мне родного:
Новых проспектов новая стать,
Облик столицы новый.
Много районов Москвы
Радости мне дарили.
Все перечислить трудно - увы! –
Лет ускользнувших были.
Есть тут и Дмитровское шоссе,
Шаболовка, Коньково -
Впрочем, оно из поздней совсем
Песни, из жизни новой…
Вновь я пою о Москве моей,
Той, что сейчас со мною;
«Узкое», «Ясенево», музей…
Там, за волной лесною
Вижу я силуэт куполов;
Летом же, утром ранним,
Издали слышу колоколов
Праздничное звучанье.
Дважды велика стала Москва:
И велика и велика -
Это не просто игра в слова,
С фактами спорить - дико…
Бывшим деревням даны права
Новых жилых районов,
Много уж их она приняла
Дружески благосклонно…
И расселились мои друзья
В разных районах дальних,
Что для общенья - скажу вам я -
Хлопотно и печально.
Чтобы попасть на «Речной вокзал»
К дружескому порогу
И возвратиться (страшно сказать!) -
Три часа на дорогу…
Только и круг общенья с Москвой
Вновь стал намного шире, -
Вновь себя дарит мне город мой,
Самый прекрасный в мире.
Выхино, Митино, парк «Дубки»,
Честно признаться нужно,
Вовсе не кажутся далеки,
Если ведет в них дружба.
Милый очаг родного огня -
Это Москва-столица,
Город, что выпестовал меня,
Где довелось родится.
Стала седой моя голова,
Жизнь унеслась в былое,
Только и нынче моя Москва
Делит ее со мною.
С ней я живу, в унисон дыша, -
Самые нежные струны
Вдруг зазвенят, запоет душа
Песню о городе юном,
Песню о городе молодом,
Городе древнем и вечном -
Здесь моя родина, здесь мой дом,
Малый и - бесконечный…
Март 2001 г.



Из книги «Давно и недавно»


Басня

Барс и Лиса

Однажды модник Барс,
хвастливый от натуры,
гордясь пятнистостью своей,
лисицу вызывал на спор:
кто из двоих красивей, утверждая,
что это он – о том твердит весь свет, -
ведь так изящен без прикрас
покрывший всю его фигуру
от кончика хвоста и до бровей
изысканный узор.
Лиса, предпочитая
быть краткою, дала такой ответ:
Изысканнее, спору нет,
твой превосходный мех,
мой распрекрасный кум,
но мой изысканнее ум.

Мораль: как ни эффектен франт
в одежде модного фасона,
ценнее внешности пижона
глубокий ум и подлинный талант.



Моё любимое зверьё

Тобик

Так назвали его. Как мамину собаку в детстве. Белый, пушистый, лохматый.. маленькая собачка до старости щенок.
Да какая старость? Выскочил глупый на дорогу – и под колесо. Белая шёрстка стала красной…
Горькие слёзы. Первая в жизни утрата. Первая памятная встреча со смертью.

Джек

Лето в Ашукинском лесничестве. Собака прибилась и осталось. Чёрная . Мама говорила: доберман-пинчер. Чуял её за километр. Едва ступит на платформу, мчится навстречу. Нам, девчонкам, позволял чёрт знает что, - даже запихивать под стул. Зачем это было нужно, уму непостижимо!
Или садились рядом и размахивали ногами перед его носом:

Нас, Джек, много,
А ты, Джек, один,
И мы тебя, конечно,
По-бе-дим!

Пёс рычал, кидался на четыре ноги, лаял… но не было ни каких царапин от зубов и когтей.
Уезжая, временно оставили соседям.
Когда мама вернулась за ним, ей сказали: убежал. Мама не верила. Кому-то, решила, приглянулся…

Инстинкт

Котенок появился неизвестно откуда на нашем послевоенном огороде. Начинался моросящий осенний дождь. Поблизости никакого жилья. Крохотное писклявое создание, и глазки – только прорезались. Поместили в детский носок и привезли в Москву.
Прежних котят неизменно называли Муркой. Нравилось и все тут. Мурка рос ласковым послушным существом. Позволял пеленать себя в куклино одеяло и укладывать на спину с выпростанными около мордочки передними лапками, как у любимой ватной елочной игрушки.
Никаких вискасов, конечно не было. Не было и возможности покупать какую-то особую рыбку или нежные мясные продукты, как это стало модно нынче. Питался с общего человечьего стола. Картошка, капуста, хлеб. Почему-то особенно полюбил квашеную капусту. Вегетарианец, да и только!
Но вот в доме появилось пианино. Девочки смогли, наконец, учиться музыке. И стало происходить нечто невероятное. Стоило одной из них начать свои упражнения на фортепьяно, как Мурка, прячась под мебелью, ползком подкрадывался и, совершив мощный прыжок, впился когтями ей в плечи.
Почему звуки музыки пробуждали в нем дикие инстинкты тигриной охоты? Пришлось перед началом музыкальных занятий запирать тигра в туалете.

Кому что

Народная мудрость: собака привыкает к человеку, а кошка – к месту.
Наш дом из одной комнаты с кухней стоял там, где начинается парк «Лосинный остров».
Кошка приблудилась. Большая. Взрослая. Несибирская.
И гулящая. Не только сама по себе.
А с котом. И не только по весне.
Мама приняла, поила кормила. А гулящая кошка круглый год, днём и ночью, когда заблагорассудится, выскакивала из форточки.
Маминому терпению пришёл конец. Попросила брата – нашего дядю – отвезти кошку за несколько трамвайных остановок, в Ростокино, и выпустить в парк… В доме стало спокойно.
Но что бы вы думали? Месяцев десять спустя прыгнуло в форточку тощее, ободранное клоками, трудно узнаваемое существо кошачьей породы.
Это была она!

Благородное происхождение


Котенка для дочки предложила коллега и принесла на работу. Из хорошей семьи, аристократа: с рождения мамой-кошкой приучен к туалету. Совсем малыш, но глазки уже глядят. Пришлось отпроситься и повезти домой.
В чем везти, не нашлось. Зима. Ехать надо с пересадкой – автобус и метро. Посадила под борт пальто у мехового воротника. Пригрелся и заснул. Стою уже в метро в уголке. А он выспался и не хочет больше сидеть в темноте, вылезает и вылезает. Намучилась, пока довезла.
Дворянство свое подтвердил. Вообще был радостным. Подрос и стал настоящим красавцем. Но вот однажды. Прихожу с работы, а дома слезы: конеток пропал. Как и куда – неизвестно. Пропал и всё. Может, выскользнул на лестницу, когда к дочке приходила подружка? Может, еще не убежал далек? Обшарила весь подъезд. И вокруг дома. Нет нигде. Горюя, вернулась домой. Раздеваюсь. Полой пальто задела, – стоявший под вешалкой сапог упал и замяукал. Грациозно потягиваясь и жмурясь от света, явилась из его нутра наше пропавшее чудо.
Искал, где бы выспаться. Выбрал место теплое, мягкое, на натуральном меху. Аристокр-а-ат!


На дачу

Девятиэтажный дом в Тропареве стоял вплотную к оврагу, за которым до Ленинского проспекта мини-кусочек леса. Настоящего – с белками, хорьками, ежами и многочисленными птичьем народом – от воробья до соловья. Между оврагом и домом лишь пожарный проезд. По нему, к счастью, много лет только детишки с восторгом катались на трехколесных велосипедах. По краю оврага деревья. Там какой-то любитель повесил три скворечника. Один оказался прямо перед окном нашей кухни.
В начале зимы в нем, как в дупле, поселилась изобретательная белка. Весело наблюдать, как она время от времени резвилась, бегая по стволам и веткам, ловко перепрыгивая с дерева на дерево.
Пришла весна. Лес оперился зеленью.
Однажды, увидев в оконце скворечника беличью мордочку, стала привычно между делом поглядывать в окно. И вдруг моя красавица появилась не одна. Зубами за шкирку держала бельчонка. Заботливая мама. Осторожно спустившись по стволу, отправилась через овраг. В круглом отверстии скворечника мелькнул хвостик. Я уже не отходила от окна. Белка вернулась и, нырнув в скворечник, через мгновение появилась снова с бельчонком в зубах. Все ее бережные передвижения повторились. Потом был ещё один заход. Беличье семейство переселилось с арендованной зимней квартиры на приватизированную лесную дачу.
Помните у Сельмы Лагерф «в Приключениях Нильса»? Тирле, Пирле, Дирле и мама Сирле… лишь Нильса Хольгерсена не хватало для полной картины.


Как белка в колесе….

Война. Немцы на подступах к Москве. Ополченцы-добровольцы отовсюду стекаются сюда, чтобы завтра или послезавтра отправиться на фронт. Для их короткого размещения освобождают здание школы. Освобождают …, это значит выбрасывают – все, что не нужно войне. Даже школьную библиотеку.
По законам военного времени. Мама, бывший директор школы, а теперь военный комендант здания, освобождать обязана. Законы военного времени суровы. Пытается спасти хоть что-то. Крутится, как белка в колесе.
Доходит очередь и до живого уголка. Освобождать здание надо и от белых мишек, птичек, хомячков – просто выпускать на верную погибель. Уговаривает сотрудников и знакомых. Мало кто мог взять громоздкие клетки. Жили большинство в коммуналках – комната на семью. Маленькие клетки кто-то взял. Две белочки в просторной большой. Куда денешь? Принесла домой. То-то дочки рады!..
Сбоку у клетки приделано зарешеченное колесо с перекадинками, соединенное с основным пространством круглым отверстием. Через него белки могли войти и, перебирая лапками перекладинки, бежать, крутиться, казалась бы, без цели, что и породило пословицу. Однако для белок это было жизненно важно – имитировался бег по веткам в лесу, без которого зверьки жить не могли.
Сестренки старательно ухаживали за своими резвыми любимцами, а они весело играли и гонялись друг за другом в колесе. Но вот одна из них ухитрилась выскользнуть, когда открыли дверцу, Чтобы дать корм и воду. Не уследили глупые девчонки. Лето. Двери и окна настежь. Убежала и была такова. Погибла в каком-нибудь дворе. Москва – не лес. И поблизости не было парка. Вторая скоро затосковала, перестала есть и пить. И однажды утром ее нашли мертвой. Не вынесла разлуки.
Две девочки горько плакали в тот день и долго грустили потом, глядя на опустевшую клетку с неподвижным колесом.