ПОМИНКИ
Отец умер в больнице во вторник. Палаша сказала, что приедет за ним на следующий день. Когда в правлении дадут полуторку. И уехала готовится к поминкам.
Вырытая могилка уже ждала своего постояльца, гроб тоже был готов. Оставалось только купить продукты и приготовить поминальный обед. Палаша не сомневалась, что придут почти все сельчане- отца любили и уважали за его понимание жизни. Он помогал всем, о чём бы, его ни просили: и подсобить поставить избу, нарубить дров одиноким старухам, и наточить ножи хозяйкам, и помочь выкопать картошку немощным. И многое, многое другое – благо, и руки у него были золотые.
Дядькой Фёдором называли его сельчане с тех пор, как он овдовел, хотя смолоду он был просто Фёдор. Мать Палаши умерла десять лет назад скоропостижно неизвестно от какой болезни. Отец воспитывал её один с четырнадцати лет. Когда он заболел, полгода тому назад, Палаша вложила всю свою любовь и растревоженную душу в заботу о боль-ном отце. Диагноз был роковым – рак желудка. Отец лежал в районной больнице, которая находилась в тридцати километрах от их села. Дочь приезжала к отцу ежедневно, в основном на попутках, привозила еду и свою бесконечную нежность. Люди постоянно справлялись о здоровье дядьки Фёдора, а он потихоньку угасал.
Палаше страшно было думать, как останется одна, без отца. Она постоянно молила Бога, чтобы тот продлил ему жизнь, пусть немощную, но все-таки жизнь. И вот он умер. У неё на руках. Тихо. Просто перестал дышать. Палаша не плакала, у неё было ощущение, что она упала на дно глубокого колодца: уши заложило, в глазах туман, холодно, руки и ноги отсутствуют.
Из этого состояния её вывел вопрос доктора:
– Когда будите забирать?
– Завтра, - механически ответила она и поднялась на слабых ногах.
И вот оно, это завтра. В час дня у ворот дома собралось много народу. Пришли проводить в последний путь хорошего человека. Предполагалось, что к этому времени, машина с гробом двинется на кладбище. Но машины не было. Гроб одиноко стоял, прислоненный к боковой стене дома. Из сельсовета прибежал мальчишка и сообщил, что машина не вернулась из утренней поездки и что похороны переносятся на завтра. Палаша растерялась. Она взглянула на пришедших – они стояли кучкой и тоже не понимали, что же им теперь делать.
И тут неожиданно из-за ощетинившихся туч выскочило скупное осеннее солнышко. Всё внезапно изменилось, стало другим – каким-то нереально-просветлённым. Палашу оно сделала Златовлаской, а у сельчан оно высветило лица скорбной добротой. Луч солнца как бы благословил мелькнувшую в голове у Палаши мысль, и она решительно объявила:
– Что ж, поминать будем дважды, – и пригласила людей в избу, к заранее накрытым столам. Она расчётливо поделила еду на два дня. Вдоволь было только самогону. Его гнала соседка, она не поскупилась и дала большую бутыль для поминания дядьки Фёдора, который часто помогал ей.
Поначалу чувство растерянности царило за столом.
Никому и в голову не могло прийти, что поминки можно справлять вот так, не предав земле тело усопшего. Но постепенно разговорились – каждому было что вспомнить. И столько добрых дел сотворил за свою шестидесятилетнюю жизнь дядька Фёдор, что впору было усомниться, смогут ли односельчане жить без него дальше.
Палаша, слушая многочисленные рассказы об отце, с трудом сдерживала ответные слёзы: для них существовала длинная, одинокая ночь. И в самом деле одинокая, ведь у девушки, в её двадцать четыре, не было даже дружка. Нет, он мог бы быть, но она в своё время отвергла двоих, настолько они не походили на отца. И никто так её не называл – Пелагеюшка. Разошлись уже к вечеру, договорившись о завтрашнем дне.
В четверг, всё повторилось. Сельчане собрались, но машина не приехала. Пришёл сам председатель сельсовета, извинился, что машина с утра в ремонте. Клятвенно пообещал, что к завтрашнему дню починят. И опять, Палаша позвала всех в избу, к столу, вместе с председателем, и воспоминаний хватило на всё застолье. Разошлись в этот раз быстрее, ведь завтра похороны. Палашу смущало, что запасы еды закончились и остался только самогон.
– Ну да ничего, есть картошечка, солёные огурцы, хлеб, - утешала она себя.
Пятница оказалась тем днём, когда всё сложилось как надо. Палаша на полуторке привезла отца, лежащего в гробу, к назначенному времени. Сельчане были возле избы, готовые идти на кладбище. И тут Палаша обратила внимание, что у каждого в руках плотный узелок. Она догадалась что это… у неё подступил ком к горлу.
И как это часто бывает в жизни: доброе слово или поступок вызывают бурный всплеск эмоций, вплоть до слёз; так и для Палаши эти узелки явились толчком, чтобы всё пережитое ею за четыре дня, вдруг прорвалось потоком горьких слёз, без причитаний, но перемежающихся тяжёлыми всхлипами.
Собравшиеся, проникшись болью Палашиной утраты, стояли, скорбно опустив головы: женская половина, не таясь, плакала вместе с нею, мужская – прятала повлажневшие глаза.
Спустя время, процессия двинулась к краю села, туда, где находилось местное кладбище – последнее прибежище дядьки Фёдора.