Лидия Титова
Ниспровергателю мифов
(о книге В. Войновича «Портрет на фоне мифа»)
Нет упоительнее занятия,
чем унижать великих.
Алим Гафуров.
Свой юбилей известный писатель В. Войнович ознаменовал выходом книги, развенчивающей другого писателя, более знаменитого и еще при жизни называемого великим - Александра Солженицына. Взгляд сатирика не может выдержать этой славы, она кажется ему чрезмерной, и он ее развенчивает.
Я не отношусь к известным литературоведам, но я неплохо знаю жизнь и творчество Солженицына, потому что меня привлекает этот огромный мир, под названием «Солженицын», поэтому я позволю себе высказаться на данную тему.
Книга претендует на искренность и объективность. Ну что ж, и Солженицын не «священная корова» и на него можно замахнуться, только вот с объективностью, как мне кажется, не везде хорошо. Начнем с начала книги, там, где речь идет об «Одном дне Ивана Денисовича». Войнович делает упор на словечках, из-за которых бодался в редакции Солженицын. Слова эти зековские, полупристойные и сделали их «маслице-фуяслице» и «фуимется-подымется». И всё. Других претензий, по Войновичу, к лагерной повести у редакторов не было, и Солженицын, соответственно, выглядит мелким человечком, бодавшимся из-за каких-то пустяков, из-за которых он даже сказал: «Десять лет я ждал, могу еще десять лет подождать».
Читаю дальше. Этюд о «бороде», которую Солженицын отпустил якобы в 70-м году, дабы покрасоваться на будущих зарубежных фотографиях лауреата Нобелевской премии. Снова передергивание. Борода была отпущена еще в 1965 году, и Солженицын описывает в «Теленке», как сбривал ее, уезжая в Эстонию писать «Архипелаг ГУЛАГ», что может подтвердить упоминаемая Войновичем Елена Цезаревна Чуковская, в присутствии которой происходило это действо.
Теперь об «Архипелаге ГУЛАГ». «Не сотвори себе кумира» - предостережение полезное, но ведь и кидаться в другую крайность и растаптывать тоже дело неблагородное. Настолько качнулся маятник, что даже «Архипелаг ГУЛАГ» не показался достойным высокой оценки. Не нашел Войнович в нем художественных открытий, и впечатлили его «сами судьбы, а не сила изображения». Так ведь только тогда судьбы, изложенные на бумаге, производят сильное впечатление, когда высока сила изображения.
Перечитала я недавно чеховское «Остров Сахалин», тема близкая, боль и драма человеческая и за этими страницами, а не впечатляет. При всем моем уважении к Чехову эта книга вялая. А «Архипелаг ГУЛАГ» и по структуре построения, и по страстности, и по стилю - великая книга, не говоря уж о мужестве, которое требовалось для написания такой книги. Так изложены некоторые страницы, что просто завораживают, в том числе и стилем. К примеру, глава «Арест».
Это... «Я?? За что?!? - вопрос миллионы и миллионы раз повторенный еще до нас и не получивший ответа...»
Или: «Если уж вы арестованы - то разве еще что-нибудь устояло в этом землетрясении?»
Разве нет в этом художественной силы?
А глава «Первая камера»?
«... я стоял, обняв матрас, и улыбался от счастья. И они улыбались. И какое ж это было забытое выражение!»
Хоть и тюремная, но какая лирика!
Или эпизод, как везли арестованного Солженицына спецконвоем в Москву, сцены на эскалаторе, в зале ожидания вокзала - сколько в них психологической тонкости и драматизма!
Да, литература - это вид искусства, но в ней важны не только форма, но и содержание. Ведь Слово несет в себе не только музыкальность, но и мысль. Это как раз книга для читателя той эпохи (не осмелюсь говорить - нашей, сегодняшней). В ней есть пища для души, ума и сердца. Да и сейчас еще осталось много читателей, которые ждут того же от современной литературы! Но, увы.
Уж сколько раз было сказано, что были написаны книги о репрессиях и до Солженицына, он и сам об этом пишет, но ни одна не имела такого оглушительного успеха. Почему? Наверное, и потому, что время пришло, и потому, что автор был уже знаменит и не просто как писатель, но и как мужественный борец, но, несомненно, и потому, что написана ярким языком талантливого писателя и умного аналитика. И потом, это ведь не роман, почему его надо оценивать по каким-то романным меркам?
На самом деле понятно почему. Потому что кое-кому хочется вытолкнуть Солженицына из литературы и оставить за ним только публицистику и историческую личность. Никакие рассказы Шаламова или книга Евгении Гинзбург не могут состязаться на равных с «художественным исследованием» Солженицына. Хотя и упомянутым выше книгам и их авторам отдадим должное. Но там личный опыт, здесь же обобщенный. Допустим, Войнович лично много знал о нашей тогдашней подсоветской жизни, тщательно скрываемой, но ведь очень многие и не знали, кто по возрасту, а кто по стечению обстоятельств. И столько сведений, собранных воедино, такой подробный анализ карательной системы, экскурс в историю, когда, наконец, сказано, что не с 37 года начались репрессии, а с 17-го, все это просто потрясает, книга была - оглушительной. И замахиваться на «Архипелаг ГУЛАГ» - этот литературный памятник всем «кому не хватило жизни об этом рассказать», эти «четыре гвоздя их памяти... за все, за все, за пыточные следствия, за умирающих лагерных доходяг...» просто кощунственно. Лучше склоним перед ним головы и перед всеми невинно убиенными - кому он посвящен, и не будем мелочно придираться. Иначе нам скоро на голову не только «Железный Феликс» упадет, но и что-нибудь похлеще (имею в виду идею восстановления памятника).
То, что Солженицына хотят оставить в литературе лишь с одним «Иваном Денисовичем» не новость. Даже «Матренин двор», который читаешь на одном дыхании, тоже не угодил. Ну, а если «Матренин двор» - очерк, то, что тогда Ваша «Монументальная пропаганда»?
Фельетон, растянутый до размеров романа.
Развенчано чуть ли не все, написанное Солженицыным. «Август Четырнадцатого» назван длинным и скучным. Я лично, с удовольствием окунулась в эту неторопливость повествования, основательность традиционного русского романа, он дышит и русскими просторами, и русской душой.
С чем вы хотите оставить читателя? С «Кысь-брысь, порхающими мухами и голубым салом»? Какая художественность во многих современных «шедеврах»! То «поскользнулся на сопле», то «она громко поструилась на унитазе»… Неужели им кажется, что вокруг теперь одно быдло, и пущай кушают вот такое пойло, сдобренное ненормативной лексикой, которой писатели теперь пользуются похлеще, чем извозчики? Как будто не было у нас великой русской литературы, которой мы так гордились, признанной во всем мире? И того, кто не пишет так как они, кто не участвует в их междусобойчиках, не выпивает на кухнях, кто не желает быть ни авангардистом, ни постмодернистом, а пишет в манере, близкой традиционному русскому реализму, его теперь надо пригвоздить! (Это я адресую не только Войновичу).
А тема? Почему-то теперь считается, что неважно - о чем написано, важно как. Нет, важно и о чем. У читателя есть еще разум, и от книги он ждет не только наслаждения стилем или разгадывания ребусов в виде детективного сюжета. Многие любят посидеть вечерок с книгой, как с хорошим и умным собеседником.
Роман Солженицына «Август Четырнадцатого» посвящен Первой мировой войне, о которой так мало написано! О войне, которую заслонила революция, и мы ничего о ней не знаем, как будто не гибли люди в той войне, не проявляли героизма. А ведь мы виноваты и перед ними, виноваты за то, что они вынуждены были прятать свои георгиевские кресты, как прятали награды отца мальчик Саня Солженицын и его мама, за то, что тех офицеров, сражавшихся на полях войны, большевики топили баржами, за то, что не поставили мы им ни одного памятника. Вот уж кто действительно обойден и незаслуженно забыт! И эта книга Солженицына - еще один литературный памятник - тем, кто сражался в Первой мировой войне, кто погибал в Прусских лесах и болотах. А благодаря вот такой рекламе, которую дают «настоящие современные писатели», люди не читают этого великолепного романа. Этот роман - об ушедшей жизни, об исчезнувшей России, сметенной революцией, изменившей свой облик, весь прежний уклад жизни. И само начало романа - неторопливая жизнь юга России, жизнь в экономии Томчаков - это как бы образ предреволюционной России, которой уже не будет никогда.
Войнович снова поднимает темы давно отшумевших баталий, которыми полны были эмигрантские журналы, в частности, давно обмусоленную тему антисемитизма Солженицына. Нигде никто не может уличить Солженицына в явном антисемитизме, но все крутятся измышления, что можно понимать что-то из написанного так как им хочется, и на этом предположении строить обвинения. Вот и Войнович с опозданием лет на двадцать пять заговорил. Он почему-то не корит Померанца за его «татарских недоделков», как он называл русских, или Синявского за его «Россия-сука, ты ответишь за все», он вместе с ними прохаживается по Солженицыну, защищавшему русских и русскую историю от искажений и несправедливых обвинений. Когда в эмигрантских журналах началось осмысление природы коммунизма или, говоря словами Бердяева, поиск «истоков и смысла русского коммунизма», то для многих пишущих объяснение увиделось в «рабском духе» русского народа, в его национальных особенностях. Когда стали писать знатоки истории: «большевики... - органическое порождение всей русской жизни», против этих обвинений страстно выступил Солженицын: «Когда выплясывали победу Октября - Россия была проклята за то, что ему сопротивлялась. Когда Октябрь провалился в помойную яму - Россию проклинают за то, что она и есть Октябрь. И в глазах всего мира теперь присыхает, что коммунистическая зараза это и есть русская зараза».
Ведь само существование двух Корей (Северной и Южной), двух Китаев (КНР и Тайвань), двух Германий в недавнем прошлом подтверждает абсурдность этого утверждения.
А что касается антисемитизма, то самое интересное, что более всего этим обвинениям оппонировала Дора Штурман, известная израильская публицистка, автор книги «Городу и миру», посвященной публицистике Солженицына. Защищала очень стойко от беспочвенных обвинений и, несмотря на принадлежность к еврейской нации, неоднократно обосновывала свое утверждение, что никакого антисемитизма у Солженицына она не находит.
А семитофилия пахнет так же дурно, как и антисемитизм. И все-таки Войновичу неймётся разворошить эти, пропахшие нафталином темы.
Еще одна из любимых тем солженицынских оппонентов - его «русскость» и чувство патриотизма. Солженицыну действительно свойственно чувство патриотизма, а почему бы и нет? Почему о сбережении нации могут беспокоиться латыши, эстонцы, евреи, грузины, но стоит русскому заговорить о возрождении русского национального самосознания, так тут же обвинения в шовинизме и фашизме. Так уж сложилось, что все могут заботиться о своих национальных интересах в этом многонациональном государстве, кроме русских. Это как отношение детей к матери. У матери не должно быть своих обособленных интересов, всё только для детей!
Что плохого в словах: «Я желаю добра всем народам, и чем ближе к нам живут, чем в большей зависимости от нас - тем более горячо. Но преимущественно озабочен я судьбой именно русского и украинского народов» (как известно дед его по материнской линии - выходец из Запорожья-Л.Т.)? Как говорит сам Солженицын: «где родился, там и пригодился». А еще Солженицын говорит: «быть патриотом - значит любить свою родину с открытыми глазами, ценя хорошее и осуждая плохое».
Это всё уже настолько перепето определенным кругом людей, что даже не хочется говорить на эту тему, но приходится. Кто не знает этого, загляните в эмигрантские журналы «Синтаксис», «Континент» и другие, их сейчас в наших библиотеках достаточно.
Мне понравилась в этом плане реплика из статьи польского журнала «Культура», перепечатанной в №1 «Континента». Там приводится разговор двух собеседников. Один говорит другому о Солженицыне:
- Вылез из него русский в конце концов.
Второй отвечает:
- А разве он когда-либо говорил, что он голландец?
И совершенно справедливо автор замечает: «Что я считаю спасением и добром для нашего народа» - в трактовке Солженицына - это его русское дело, совершенно очевидное и ничуть не более предосудительное или морально сомнительное, чем «польское дело». Не могу в этом обнаружить национализма».
А то, что в своей работе «Как нам обустроить Россию?» Солженицын предложил России, Белоруссии, Украине и Казахстану остаться в едином государстве, так ничего мудрее и не придумаешь - это было бы наилучшим вариантом, ведь разрезали по живому, столько семей разъединилось на три, а где и на четыре части (в частности и моя, и моего мужа). Конечно, безопаснее вообще не высказываться по такому сложному вопросу, можно нажить неприятности, но такой уж человек Солженицын, не боится он трудных вопросов и мужественно идет им навстречу. И нормальные читатели, не имеющие болезненного крена в национальном вопросе, нашли там много мудрого и полезного.
Корит он Солженицына и за то, что тот «всех пригвоздил» - своих оппонентов. А теперь обратим внимание, как Войнович отзывается обо всех, кто рядом с Солженицыным, кто пишет о Солженицыне, кто хорошо о нем отзывается. Помните, как он сказал о сборнике «Из-под глыб», появившемся в 1974 году (напечатан на Западе и в СССР в Самиздате. Теперь его можно найти в библиотеках.). Так вот цитирую: «собрания мыслей неумных людей». Это о сборнике, который сравнивали с «Вехами», появившимися в начале ХХ века. О людях, окружающих Солженицына сказано следующее: «стал окружать себя людьми, чьи мышление и мораль на уровне Кабанихи». Речь идет о таких людях, как Никита Струве, Кублановский и другие. И еще перечисление людей, которых он не уважает, то есть всех, кто рядом с Солженицыным, а это Жорж Нива - известный швейцарский профессор-славист, автор книги о Солженицыне, известный правозащитник Александр Гинзбург, недавно скончавшийся, Ирина Иловайская, и снова Струве, Кублановский . То есть «честный и простодушный» человек, как он говорит о себе, может вот так походя стольких людей низвести на нет. Те, кто хорошо пишут о Солженицыне - подхалимы. Ну, а те, кто хорошо отзываются о Войновиче тогда кто?
А какое уязвимое место - признание Солженицына, что его вербовали в стукачи. Наверное, тем, кто не был в подобной ситуации, вообще надо воздержаться от суровых оценок. Хорошо быть чистеньким, когда тебя не брали за горло. Много было таких, кто вынужден был подписать. И у меня есть родственник, которого заставили подписать, потому что он был в плену, но у меня язык не повернется его упрекнуть, может быть и потому, что подлостей за ним не числится, как и за Солженицыным. И далее в суждениях о Крыленко, есть некое отстраненное благородство человека, не прошедшего круги ада.
Книга Войновича - о разочаровании в кумире. Ну что ж, это как в любви, сначала - восторги, затем разочарование. Так уж устроена жизнь. Но может и на себя попенять – надо ли было так восторгаться? Да, он не безгрешен. Потому что и он - человек. Но он другой человек, не такой как Вы, уважаемый Владимир Николаевич, он имеет право быть другим. У него серьезное отношение к жизни, к обязанностям, он человек очень организованный, трудяга, человек строгой морали.
Что касается разговора с Лебедевым, то, наверное, он его не украшает. Я думаю, каждый может найти в своей биографии страницы, которыми он не сможет гордиться. Но с другой стороны нельзя было в то время выходить за рамки советского политеса.
У Солженицына есть слова: «всю свою жизнь я ощущаю как постепенный подъем с колен, постепенный переход от вынужденной немоты к свободному голосу». Видимо, процесс и был «постепенным».
А вот как интерпретирует Войнович отношение Солженицына к «правам человека»: «оказывается прежде прав должны стоять обязанности».
Солженицын говорит не совсем так. «Защита прав личности доведена до той крайности, что уже становится беззащитным само общество от иных личностей и … приспела пора отстаивать уже не столько права людей, сколько их обязанности» - говорил он в Гарвардской речи.
Неужели он не прав? Нам действительно пора говорить об обязанностях, на этом всегда стояла жизнь. Неужели мы еще не убедились, что «свобода» и «права человека» без границ приводят к распущенности, к разложению морали, растлению подрастающего поколения, что они должны быть в разумных пределах. Право писателей и телевизионщиков сваливать на наши головы нецензурщину, чернуху и порнуху ущемляет наши права, право воспитывать детей в нормальных условиях. Недаром все больше людей уходят в религию, потому что вокруг - пустота! В литературе, а особенно на телевидении нет ничего для души, ума и сердца.
Он спешил рассказать нам о Февральской революции, которую мы совершенно не знаем. Почему Государь отрекся?! Почему не вмешалась армия? Как все это могло случиться? Такая глыба, такая махина, как Российская империя и покатилась? Только из Солженицына и узнаешь. Есть там хорошая сцена, где солдат все вопрошает: «Да кто ж царь теперь? Царь-то кто? Как же совсем без царя?»
Он разработал пласт нашей истории, никем до него не разработанный. Газеты наши в перестройку поохали: Ах, если бы не Октябрьский переворот! Ах, какая была бы демократия! В истории, которую мы «проходили» в школе какие-то общие слова, штампы о «буржуазной революции», о помещиках и капиталистах. И только, когда почитаешь «Красное колесо», наконец-то понятным становится течение событий.
«Октябрь Шестнадцатого» так же как и «Август» можно читать и как отдельный роман - о войне, о личных судьбах, о предгрозовой, предреволюционной ситуации.
Ну, зачем все это? - вещают «настоящие писатели» и предлагают нам не читать Солженицына, а читать их шедевры. А сколько там чисто романных сцен, прекрасно написанных. Солженицын мог бы написать на этом материале несколько романов с личными судьбами и занимательными сюжетами, если бы не боролся в нем историк и литератор. Сколько драматизма в сцене - Зинаида после смерти ребенка и на исповеди! И как хороши вот эти строки об Алине: “Слезы лились - и снаружи плакало небо. Безутешно плакало, хлестало по окнам”.
Или приезд Ярослава с фронта в отпуск, в Ростов, овеянный романтикой его юности. “Он приехал в отпуск как будто к маме, сестре и брату, - на самом деле ни к маме, ни к сестре, ни к брату - а даже к самому Ростову больше чем к ним. Потому что при камнях его, в нишах его и проходных парадных, на бульварах... задержалась, осела, как неразогнанный дневным солнцем туманец, - какая-то несытая тайна его юности. И эту тайну он приехал дознать, собрать ладонями, перешептать снова...»
Как прекрасно написаны главы о Государе, об императрице, как умеет он для каждого персонажа найти нужную интонацию! Я не знаю другого писателя, умеющего делать это так мастерски. А глава 202 «Марта 17-го»! Посвящена теме: солдаты в Таврическом. Какой колорит, как верно подобран язык, тон речи! Так и видишь эти серые шинельки, заметённые в Таврический дворец ветром революции. Почитал бы кто-нибудь эту главу на радио или на телевидении! Да нет, наше богатство как всегда не востребовано нами.
Очень хороший разбор эпопеи с литературной точки зрения сделан Спиваковским в его книжке «Феномен Солженицына», но издана она мизерным тиражом в ИНИОН РАН и даже не в каждой большой библиотеке ее можно найти.
Но должна сказать, что отношение к «Красному колесу» и у меня неоднозначное. Объём велик. Особенно «Март 17-го». Да, ситуация менялась буквально по часам, но надо все-таки соизмерять возможности читателя, его терпение, темп жизни. Хотя, по количеству томов современные детективщицы давно переплюнули десять томов "Красного колеса" и ведь читают! А ведь там литература для "убивания времени", а здесь для познания и сопереживания.
И все-таки читайте! Читайте «Красное колесо», если хотите подумать, если хотите знать нашу историю, ту эпоху, которая была так искажена, так оболгана. И даже исторические персонажи там очень колоритны. К примеру, Керенский: “Празднично-измятый, как артист после триумфа, изнеможенно-счастливый, он подошел летящими шагами вплотную к Милюкову и даже не сказал, а прошептал на последнем счастливом выдохе...”
Солженицын живет теперь среди «новых русских» - сообщает Войнович. Каких «новых русских»?! Но ничего не сообщает автор, например о том, что Солженицын на свои средства содержит Фонд помощи политическим заключенным и их семьям. Ничего о тех стариках и старушках, которым помогают с 1974 года, помогли выжить в трудные годы инфляционной скачки, и сейчас они приходят за помощью в тот дом, откуда КГБ увозило Солженицына в Лефортово в феврале 1974 года. Ничего о литературной премии, которую вот уже пятый год присуждает Солженицын, из своих средств поддерживая писателей.
Солженицын - наше достояние, а достоянием надо гордиться и беречь его. Почему-то малые народы очень бережно относятся к своему духовному, интеллектуальному наследию, мы же наоборот, все спешим свергнуть с пьедесталов, всех подравнять - чтоб никто не высовывался.
Солженицын сложный человек, но растаптывать выдающуюся личность с такими заслугами перед обществом - нет ли более достойного приложения сил?
И в заключение хотелось бы сказать: Солженицын – это такая глыба, которую не растоптать никому, сколько бы мелких людишек не пыталось это сделать.
_____________
* Эта статья была написана в 2002г, в год выходы книги В. Войновича, но так как опубликовать её не удалось, я приурочиваю её к 85- летию патриарха нашей литературы – Александра Исаевича Солженицына.
|
