Литклуб

 
Реставрация Новодевичьего монастыря

        Во время войны в подвале Смоленского
        собора Новодевичьего монастыря было
        бомбоубежище

Когда в подвале старого собора
Я вижу ряд могил перед собою,
И каждая так странно неопрятна,
И вязи скорбной речь едва понятна,
Нет, я не смею тронуть эту грязь.
Смотрю-смотрю на траурные пятна -
Такая тут с войной последней связь!

Темна бомбоубежища прохлада.
Я слышу зов, а это канонада,
Мне плиты мыть, а это колыбели,
Где вспуганые губы голубели.
И так же страшен памятника торс.
И лилия из камня в абрис белый
Изношенных пальто вплетает ворс.

И отпечатки детские скупые -
Процесс наивный дактилоскопии...
Повесят здесь портрет царевны Софьи -
Свирепить брови и глядеть по-совьи,
А я на древний известняк смотрю:
О, как сотру свечные слезы вдовьи! -
Они родней гробниц монастырю.

Я будто помню каждую бомбежку
И ту игру - ладошка о ладошку -,
И кашлю в лад - заречья сотрясенье
Сюда в музей придут ли в воскресенье
Девички* рахитичные сыны?
Смоленский храм как вечное спасенье
От смерти, от сиротства, от войны.
1979


В защиту трав

Все лето в любую погоду
Субботы он с алчностью ждет.
И точно красавец Ягода
По тысячам жизней идет.

По мокрому и по сухому,
И глаз не подняв к небесам,
Бредет неприкаянный homo,
Дерет зверобой по лесам.

Все вырвать, все взять, все не лишне,
Камыш сокрушает сплеча,
В похмельное чрево жилища
Охапки цветов волоча.

Лишь глянет порой из-под века,
В вагонной агонии пав...
Как трудно любить человека,
Подобье растоптанных трав!
1980


Эмиграция

Нет, не забыть, покуда жив
Отчизны - пусть не кинет зова,
Ты будто демобилизован,
В подводном флоте отслужив.

Вот мир - он ломится извне,
А ты вдохнуть не можешь сразу,
К стерилизованному газу
Привыкнув в мертвой глубине.

И тошнотворной новизной
Он полон, моря запах свежий,
Твой взгляд отчаяньем разрежен,
И ожиданьем, и виной.

Что сделал ты с твоим лицом,
Стоваттным солнцем душу грея,
Где атомные батареи
Под знаком кости за свинцом!

И , проклиная немощь ног,
Все вспоминаешь, лоб обветрив,
Тот коридор в пятнадцать метров,
Где ты бродить и думать мог.

Казнен бесплодьем на века,
Ты думал, что спасен в побеге,
Но вновь зашкаливает “гейгер”
Над арматурой костяка.

Ты вечно помнить обречен,
Какою высушен отравой,
Какою выпущен облавой,
Каким сияньем облучен.
1980

***


Вновь август резвится лузгой средь проток,
Челнами скорлупок теснится
И мнет мой пустырный, мой горький цветок,
Цикорий в блакитных ресницах.

И даже пугает Москва в этот год
Особым обильем рябины.
Какое несчастие снова грядет,
О, дерево бедной Марины?

Но все сотворенное жаждет до слез
Ласкаться, пылать, осыпаться -
Стручками акаций и связками лоз,
И строчек, и ассоциаций...

И донник, железных дорог чистота,
Мечта пересыльных вагонов, -
Как всех материнских прошений тщета
В глухом дерматине законов.

Но пижма - что горсть золоченых гвоздей!
Как степь, отпевает отчизна
Над полною наволокою идей
Всю заумь и блеск футуризма.

А тополь с листвою жестяною сух,
Полсотни перин раздраконив,
Чтоб мне нелюбимый Чухонцевым пух
Ростком пропорол подоконник.
1980


            Посвящается Аркадию Осипову

Линия электропередачи

Никуда не уйдешь, никому не отдашь
Этих сродных эпохе движений невольных.
Нет, уже не получится русский пейзаж
Без решетчатых вышек высоковольтных!

Что же ты, мое сердце, так начало жать
В этой просеке светлой при птичьем отлете?
Встречный ток в моем теле и жилы дрожат,
Откликаясь на гуд проводов без оплетки.

И во мне - напряженье сибирской тоски,
Этой хватки бетонной, что сгорбила спины,
Этой незамерзающей больше реки,
Водопада надежд, низверженья с плотины.

И магнитное поле великой страны
Гнет и греет, и держит, и гонит.
Мы с тобой навсегда в этот пульс включены!
Не ознобом, а вечным биеньем весны
В нас простор этот взорванный стонет.
1984