МУЗЫКА

В Большом зале Московской Государственной Консерватории проходил Международный фестиваль современной музыки “Игры без слов”

Вот – отредактированный конспект пьесы композитора Дмитрия Курляндского «Механизмы искусственного поддержания жизни для симфонического оркестра», записываемый по ходу исполнения:

Сцена, симфонический оркестр в полном составе. Дирижёр взметнул палочку. Один из трудящихся симфонического оркестра беззвучно, ритмично, будто дышит, дует (во что – не видно): кх – кххх, кх – кххх, кх – кххх. Дирижёр опустил голову, чётко, коротко, элегантно нарезает палочкой воздух небольшими кусочками. Альтовая группа, отложив инструменты, осторожно отрывает от газет, сложенных вчетверо, длинные, узкие полосочки. Вступают виолончелисты: они держат смычки двумя руками и скрипят ими по струнам за подставкой. Дирижёр бесстрастно продолжает. Нестройно, поочерёдно, звучно выдохнули все, какие были, духовые. Глубокая пауза. Снова: кх – кххх, кх – кххх, кх – кххх… Скрипачи, держа инструменты на коленях по-виолончельному, вынуждают их свистеть. Альты за это время сыграли уже по четверти газет. Раздаются двойные удары: в объёмный, глухой медный (коровий?) колокольчик и по самой крайней слева клавише концертного рояля, задвинутого К УДАрным подальше. Все остальные в это время, впившись глазами в ноты, напряженно считают паузу. Потом тревожно, беспорядочно дышать начинают все инструменты. Нарастает волнение, дыхания, даже и общего, уже не хватает и музыканты, продолжая каждый своё, принимаются топать ногами. Громко топают. Из общей паники прорезается барабанная дробь. Всё громче и громче. Громче топота, громче всего, громче всего на свете! Куда смотрит дирижёр?! Вот смелый человек! – невозмутимо продолжает методично отсчитывать произведение, порцию за порцией. Вдруг, спохватился и – рубанул! Ти-ши-на-а-а… Потом всё выше сыгранное коротенько повторяется, только теперь значительно спокойнее, в такт с дыханием невидимого Кх-кххх. Дирижёр дозирует дыхание. Где-то неуверенно присоединяется контрабас. Все устали и смолкли вовсе. Ф-но с коровьим колокольчиком контрастно подчёркивают общее беззвучие и скоро, смутившись, тоже молкнут. Дирижер отсчитывает тишину. Замирает.
«Браво!»



Прогулка

Вспомнилась картинка из недавней жизни.

Слякотным, сизым зимним вечером гуляем по Москве, показываем и объясняем итальянской гостье особенности красоты и поэтики родного города. Деревья голые, взгляду доступна вся архитектура.

Невдалеке, в сторонке, возле лавочки, в грязном сугробе – пьяный корячится. Упал, значит, с лавочки, подняться не может. Боже, какой позор! Редкие прогуливающиеся брезгливо, с негодованием обходят его стороной. Стараемся собственными телами загородить неприглядную картину от взоров любознательной иностранки.

– А вот здесь, дорогая, – широко жестикулируем в противоположную сторону – характерная деталь Московского барокко… – суетливо топчемся, почти ненавязчиво подталкиваем двигаться дальше.

Углядела-таки! Тянет шею мимо наших угасающих улыбок:

– Там! Там человек упал!

– Ах, не обращай внимания. Пьяный это. Беда наша национальная.

– О, знаю! У нас тоже есть люди, которые… как это по-русски… «любят скушать рюмочку»! («Выжрать ведро водки» – поносится в мозгу). – Надо ему помочь, он простудиться может! – и решительно направилась было в сторону опрокинувшегося алкаша, из-под которого уже текло.

– Нет-нет, не надо туда, ты ему уже ничем не поможешь. Это же ПЬЯНЫЙ!

– НО ЭТО ЖЕ ЧЕЛОВЕК!