Литклуб

Геннадий Куртик




Таинственный родник

Сикомора1
(армянская песня)

Никто не знает, только сикомора,
Здесь не всегда влачила хвост пустыня —
Цвели сады, стояли города;
Ручей журчал сквозь этажи вселенной,
И девушки прекрасные ступали
На камни влажные, в кувшины набирая
Блестящие струящиеся воды;
Горел огонь народа прикровенный,
И в храмах служба медленно свершалась,
И даль была простерта и ясна.

Никто не знает, только сикомора,
Как выползала медленно змея,
Тысячеустая, ощерившись оружьем,
Из глубины невзрачного ущелья,
Шершавой кожей проедая тишину.
Уже глава достигла стен столицы
И разлеглась в палатках островерхих,
А хвост еще покоя не нашел,
Сплетаясь кольцами в дали жестокосердой.
И мерно бился колокол собранья.

Никто не знает, только сикомора,
Как резво цокали копыта на пригорке,
Когда стрелок в сиденье изогнулся
И с наслажденьем выпустил стрелу,
Вонзившуюся в землю за стеною
У ног правителя. К нему спешили слуги,
Но очевидность билась о подошву
Щербленной крепкой каменной стены,
Взбиралась вверх и тут же отступала,
Как бы резвясь, с добычею играя.

И только ты, святая сикомора,
Единственный свидетель и доносчик,
Рассказчик сладостный и вместе молчаливый,
И только ты поведать можешь нам
О возрастанье бешеной угрозы,
Когда на меч в бою вставало десять,
И стены рушились, и билось сердце часто
У смертной неизведанной черты.
И все, что было жизнью, улетело —
Вспорхнуло и исчезло навсегда.

Ну а теперь (волшебное присловье!)
Никто пустыни больше не тревожит.
Все ровно здесь, земля песком покрыта,
Иссохло русло плещущей реки,
Виднеются вдали останки крепостные,
Наполовину скрытые кустами,
Возносит ветви к небу сикомора,
И шелест слышен пролетевшей птицы,
Да где-то вдалеке за горизонтом,
Как память долгая, встает голубизна.

                                                             2003
______________________________________________________
1 Сикомор, сикомора — плодовое дерево с раскидистой кроной,
напоминающее дуб; распространено на всем Ближнем Востоке



***

Нам недостало жизненной удачи,
Приставший к ней — ручей любви горячий —
Не может нас согреть, ну, разве что чуть-чуть,
Как лунный пробирающийся луч,
В разрывах туч в метельную погоду;
И голос пушкинский опять слагает оду
О вольности, в раздрай немой души,
В российской медленной бесчувственной глуши,
В растворе узеньком дозволенного пенья,
Сквозь срамоту ученого презренья.
Свобода в нем, трепещет с ним душа,
Она по-прежнему в невзгодах хороша,
Готова все раздать, стать нищенкой, поверить,
В приотворенные протискиваясь двери,
А там к лучу воздушному пристать
И с благодарным посохом предстать.

                                                             2003



***

Опять душа в знакомой лихорадке,
Ей грезится пирог во сне отменно сладкий,
Меж тем она в волнах крутых плывет
И пеной горькою захлестывает рот.

Куда плывет? Откуда ветер дует?
Кто горизонт рассерженный продует?
Я знаю вас, вам только бы судить,
А лучше бы меня на волю отпустить.

Ведь все равно я знаю все, что будет,
Опять страна огузок свой простудит.
Никто мне не поверит, голос сник,
И бьет в тени таинственный родник.



***

Как одиноко мне и как тоскливо.
А небо горькое — все также говорливо.
Нисходит к нам оттуда благодать,
И брезжит детская чернильная тетрадь.

Я заплатить готов червонцем рдяным
За эти знойные шмелиные поляны;
Трава по пояс, тонкий голосок,
В сандали заплеснувшийся песок.

А если вытащить острейший клин занозы,
То станет день пугающий дороже.
От этих радостей, наверно, не уйти
На колеях бугристого пути.



***

Как мне свобода нынче дорога,
Над нею власть тюремная строга,
Грозится все отнять, запретом огорошить,
А в волосах — одышливая проседь.

Я не боюсь тебя, затверженная лжа,
На остриях танцуешь ты, дрожа,
А я прошествую совсем неуловимо,
Моя душа от пошлости хранима.

Все потому, что на устах — хвала,
И тает жизнь, как дымка из ствола.
Впадает небо в дрожь от каждого моленья
И шлет с поклонами в ответ стихотворенья.



***

Со смыслом в прятки детские играть,
Его за хвост увертливый поймать,
Вам, молодым, поклон легко отвесить
И отдыхать в холеном барском кресле.



***
                                                             О. А. Седаковой

Меня винят в похожести прекрасной,
И я на самом деле много виноват,
Никак не вспомню формулы причастной
У этих царских, этих сельских врат.

Меня сюда нечаянно пустили.
Давно раскаялись, призвали стражу — вон!
И вдруг бокал на мрамор обронили,
С ним драгоценный прокатился звон.

Я под шумок от стражи строгой скрылся,
Один бреду, и дудочка при мне,
Повсюду голоса, и мой плясать пустился,
И звон чуднóй в незримой вышине.



***

Мишень или фигурка властелина,
И на губах неспелая малина;
По этой тропке лучше не идти,
А то лишат счастливого пути.

Возьмут и выдернут, как репку, как зайчишку,
Так хочется нырнуть в детсадовскую книжку;
Там девочек визгливый хоровод
И мальчиков отчаянный народ.

Идти без всяких пут, без страха, без стесненья,
На мушку взяв пугливые мгновенья,
Чтобы себя порядочно вели;
И плыли вдаль ручные корабли.



Гора

Далека гора, а кажется, близко.
Шаг ступил, а она смотрит,
Отвернулся, а она выглядывает.
Развел костер, разогрел тушенку,
Глаза поднял, а она молчит, смотрит.
Снежноглавая, что тебе нужно?
Спустился с гор, рюкзак сбросил,
Всех позабыл, сто лет прожил,
В трамвае еду, в тишину вникаю;
Оглянулся, а она рядом.
Серебрится, на солнце нежится,
Лукавая. Уж лучше кошка, чем ты,
Лучше женщина, даже дети лучше.
Громадина. Что тебе нужно?
Возьми напейся
Из купоросного озера,
Что в ногах у тебя синеет.
Нечего подать тебе,
Пусты карманы.