Литклуб

Владимир Герцик     ЭМИГРАНТ          Поэма     ПЕСНЬ ПЕРВАЯ Покамест капля камень точит, Пока терпение и труд В горшке дерьмо упорно трут И людям голову морочат Наградой за упорный труд, Иной удел нас властно манит. А та награда нам ясна. Всем одинакова она - Кто смирно жив и кто буянит. Поди болвана разыщи В крематорической пещи. Иной удел нас властно манит, Иные флаги нам горят, И за окном у фонаря Поземка лошадей дурманит. Вот кликнул там рожок... Скорей! Ушанку, вещмешок И плащ из синего вэльвета, Галеты, фляга, Бомарше... Читатель! Понял ты уже! Меня! Меня там ждет карета! Срывая рыжие окурки Горячим каблуком, Я в протоку переулка Взволнованно бегом. Дух захватан лестницей Меня пихает прочь, А на ней бесится, белесится, Паршивица ночь. В возок залезем без следа... И бухнул с неба бас Куда? - Куда, куда! Почем я знаю? А все ж, действительно, куда Меня несет строка чумная? Ведь я понятья не имаю... Хотя - какая ерунда! О, строконожка! Сколопендра! Строчи, пока хватает ветра, Стучи ритмическим хвостом И там и сям, за томом том! Так ездил Пушкин кучерявый И так же Хлебников-блондин Путем гуляющим ходил Сорвать цветок посмертной славы. О, будьте мне, учителя, Как два крыла, два костыля! Куда, куда! Почем я знаю? Не будь болваном, милый князь! Ты понимаешь лучше нас, О чем, таясь себя, мечтаем. Вези теперь, как обещал, Сам погоняй свою карету В пурпурных огнищах плаща, По волнам синего вэльвета... А все ж, куда? - Да прочь от дому! Вези меня ... ну, хоть... к портному. ПЕСНЬ ВТОРАЯ У меня ли мало штучек на уме? Сам с собою я играю в буримэ. ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ Портной под лестницей сидел, Облы жуки кругом носились И светляки всегда ютились В его раздвоенной браде. Я подошел. Он встал и руку Мне длинно протянул. Науку Щемящих ножниц и стежка Соединила та рука. Ее пожав, я слышал глас: Скорей скажите ваш заказ! Любезный друг, - я начал смело Тут, видишь ли, какое дело, В теченье прошлого житья Изрядно обносился я. Иглу железную с размаху Втыкай в трепещущую ткань! Пусть будет алая рубаха С плечей свергаться мне на длань, Звездой воинственной блистая На небе варварского рая. Скрои широкие штаны Обширности необычайной. Они всегда окружены Волшебною какой-то тайной, Свирепым заревом любви, Огнем взлетающей крови. Пусть фиолетовый кушак Меня за талию обнимет Тревожным лепетом полыни В ночных, прищуренных глазах... Стоп. Значит так. Кушак и шляпу. Да нет. Не шляпа, но цилиндр Приличен едущим на пир, В гербе - созвездье красных маков, В руке шампанского бокал... Итак, за дело. Я сказал. Старик, иглу в руке вздымая, Персты наперстком охранял И, ткани нежные лаская, Косыми взорами блистал. О, упоение покроя! Взлети, аршин, крутой дугою! Страстей запутанный клубок Измерь до тла! С тобою Бог! Старик мотнул главою черной, И я с сочувствием узнал, Что у него рубец проворный, Ветвясь, по шее пробежал. Скажи, отец! В године ратной Чьих придержался ты знамен? На этой вые благодатной Чей поцелуй запечатлен? Где угораздило тебя Оттяпать ссадину такую? С заказа не спуская глаз, Начни рассказывать тотчас. И мастер начал свой рассказ. ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ (Рассказ старика) "Майор под деревом сидел, Служебным черепом гудел. И говорил: Он не уйдет, Ревнитель дерзких провокаций, Моя рука его найдет В любой берлоге дислокаций. Сурову кару должен несть, Кто монопольям продал честь. И был агент, воспетый им, Внимая жадными ушами, Вершиной дерева таим, Храним широкими листами, Промеж землей и небесами Как говор рыб неуловим. Он был пленительный нахал И, ветреных мадонн пленяя, Их неизменно чаровал, В любви поспешной изнывая. Они ему твердили "Ах!", Теряя бдительность в кустах, И вскоре краткого лобзанья Детей рожая впопыхах. И вот по всей стране родной Младых агентов вышел рой. Играл в лошадки, разрастался И в агентурну сеть сплетался Антисоветский сей микроб. Не так ли одинокий клоп, Жилец диванов обветшалых, Звездой неведомой влеком, В небезразличный сердцу дом Ползет, взыскуя пищи алой? Его узнаете ли вы У изголовья головы? Но я держу пари на руку, Что пышнотелая подруга Его в волненьи тайном ждет Вольнолюбивых задних ног И взоры строгих недотрог На смуглом личике несет, С ним разделить свои досуги. И в тесных игрищах постели Веселый выводок клопов С пустынных стен и потолков На нас уставился несмело. Надежды сладкие тая, Они всегда следят за нами И ловят миги забытья И машут белыми клыками В предчувствии хмельного пира. И вот уж мы бежим с квартиры. Кто знал науку расставанья, Тот помнит, сколько в том страданья - С квартиры начисто съезжать, Пенат родимый покидать. Ах, и моей юдоли скромной Не миновал сей жребий темный." - Старик скончал. Я вышел в ночь, В свои обновы облаченный. А под ногой уже росла Рассвета бледная вода. ПЕСНЬ ПЯТАЯ Повозка черная летит, Высоким колесом горит По очагам Москвы рассветной. И взгляду первому заметны Толпы рабов на площадях, В метро сходящие впотьмах. Здесь праха мрамора сыны, Гремя червонными кишками, На пять веков осуждены Скитаться вязкими ногами. На колких маковках Кремля Плетет витийственная тля Проказы города проказы. Ах, дьявол мой печальноглазый, Любовь старинная моя, Возьми меня! Вези меня! И он повез. Вернее, кони Повозку с воем понесли, Топча иконы и законы, В пыли пылая и вдали. Они выносливые были. Мы с князем палками их били, Под хвост вливали скипидар, Ревела конница стальная, Машина умная и злая Ноздрями скатывала пар. Духовной жаждою томим, На ней я въехал в город Рим. НЕЖДАННЫЙ ЭПИЛОГ На этом месте воображение внезапно отказало автору и поэму пришлось окончить. (1972)