- Хорошо дома! - щебетала, как девочка, Вера Борисовна. - Гладь, светлота! Прелесть! Включай музычку, Данила!
Шофёр потянулся к магнитофону.
- Рок-н-ролл "Обвал!" - объявил он. - Мощнейший энергостимулятор, Вера Борисовна! Будете "чёрной молнии подобны!"
- Неплохо бы, - усмехнулась Вера Борисовна, - ну, включай свой стимулятор!
Из магнитофона загрохотало:
Рок обвал,
Рок обвал,
Рок обвал
Орга-ни-зо-вал!
Тан-це-вальный
Обвалился зал!
Рок обвал
Орга-ни-зовал!
- Убери! - Хозяйка досадливо толкнула в спину шофёра. - Примитивщина… по нервам бьёт!
- Как скажете, - он пожал плечами. - Может, желаете романс?
- Желаю, - Хозяйка вздохнула и улыбнулась заоконной желтизне.
- Включаю специально для вас, Вера Борисовна, романс "Медное сердце"! Новейший хит Данилы-блюзовика!
Данила-шофёр поиграл на золочёных кнопочках приборного щитка, снял бейсболку, поправил пышные кудри.
Растягивая слова, низкий женский голос запел:
Медное сердце печально гудит в груди,
Медное сердце гудит и кричит "Приди!"
Медное сердце себя подарило тебе, тебе!
Медное сердце покорно своей судьбе…
Медное сердце разбилось, как хрупкий хрусталь.
Медное сердце, тебя никому не жаль!
- Ты чё, Данила, меня негативщиной травишь? - вскричала Хозяйка. - Иль ты решил, что мне переживать хочется?
- Может тогда детское? - Данила-шофёр заметно оробел.
- Может…
Началось такое громкое и визгливое пение, что у Лишнева в ушах зачесалось.
Колокольчики из меди
Любят тёти, дяди, дети…
- Хватит! - совсем рассердилась Хозяйка. - "Тёти-дяди-дети"… Паршивый вкус у тебя! Впрочем, прости, Данила. Чего ждать от шоферюги, если композиторы без понятия. Платишь, как за шедевры, а имеешь халтуру…
Пока она говорила, автомобиль въехал в огромный зал, крытый медью. До самого горизонта тянулись с обеих сторон стеллажи с высокими напольными вазами. Выточенные из всевозможных поделочных камней, отлитые из цветных металлов, они, однако же, мало отличались друг от друга. "Качественные вещи. Если б ставить оценку, то пятёрку с плюсом", - уважительно подумал Лишнев и нечаянно зевнул.
- Вижу, вазы тебе не глянулись.
Вера Борисовна понимающе кивала царственно убранной головой.
- И мне не по душе все эти декоративно-прикладные изделия. Ни о чём они. А всё-таки один шедевр тут есть. Сейчас тебе покажу.
Но Лишнев и сам заметил её, маленькую планету, принявшую форму классически простой, симметричной вазы. Пред ним будто приостановилась жизнь незнакомой природы: река, не по-речному штормовая, устремлялась в лиловый грот и, вздыбившись, замерла возле белых кристаллов, обрамлявших вход в него; в небе среди застывших красных молний красовалась бордовая роза с золотыми искрами на лепестках. А на противоположной стороне вазы Лишнев увидел какой-то нездешний лес из безлистых деревьев с причудливыми стволами и ветвями разных цветов.
Вера Борисовна сжала его руку, до крови ободрав мизинец филигранью перстней.
- Это пейзажная яшма. Вазу мой папа резал. Он родом из Сабочаево-Чертанска, как ты - и такой же был не приспособленный к тамошним условиям. Но и на фирме папа не прижился: умер без видимой причины.
Вера Борисовна поднялась по ступенькам приставной лесенки, запустила руку в горловину вазы и вынула оттуда тонкую школьную тетрадку.
- "Тебе", - прочла она вслух надпись на обложке. - Это стихотворение. Папа для мамы написал:
Посмотри на эту яшму,
В ней нездешний тлел пожар,
В ней невиданных стожар
Заключён был отблеск влажный.
В ней таились облака,
В ней закат пылал подспудно.
В ней подземная река
Тьму во тьму несла бесшумно.
В ней сокрыт был пёстрый лес,
В ней таился грот лиловый,
В ней с оранжевых небес
Проливался дождь парчовый.
Полюбуйся же на яшму!
Для тебя моя рука,
На свободу извлекла
Звёзд нездешних отблеск влажный,
Для тебя при свете чудном
Заиграли облака,
И, текущая подспудно,
Осветилась, вдруг, река.
Видишь, вот он, грот лиловый!
Слышишь, хлынул дождь парчовый
Из оранжевых небес,
Так войди же в пёстрый лес!
Здесь царицей будешь ТЫ,
Госпожа моей мечты!
Прочтя последнюю строку, Вера Борисовна громко вздохнула, свернула тетрадь в трубочку и опустила обратно, в горловину вазы.
… Машина-тюльпан поехала дальше. Полки с вазами кончились. Появилась площадь, перекрытая медным куполом, настолько высоким, что он смотрелся, как жёлтое небо. В центре площади был памятник Бажову из бело-серого мрамора. Писатель сидел на табуретке и смотрел на свои ноги в скромных круглоносых ботинках. Табуретка навела на мысль, что Бажов, скорее всего, жил бедновато. Лишнев заглянул в серые мраморные глаза, и ему показалось, что он прочёл в них житейскую тоску, хорошо знакомую ему самому и подумал: "Может, он при жизни сидел в такой позе, когда думал, где взять денег для семейства…"
- Данила, останови! Михайла Алексеевич, выходи! - командовала Вера Борисовна. - И ты, Данила, тоже выходи! Покажешь гостю наши шутихи.
Данила-шофёр поморщился.
- Ничего! - прикрикнула на него Вера Борисовна. - Не мороженка, не растаешь! Начинай с "Серебряного копытца".
По периметру площади расставлены были скульптурные сценки из сказов Бажова.
- Пошли, Алексеич, - вздохнул Данила-шофёр.
Он приобнял Лишнева за плечи и подвёл к металлическому оленю в натуральную величину. Как только они подошли, из громадных разветвлённых рогов рванулась вода. Данила-шофёр торопливо пригнул голову Лишнева, пригнулся сам и крикнул. "Чтоб глаз не вышибло, напор-то вон какой!" Благодаря его расторопности водобойные рога метали струи мимо них. Едва Лишнев перевёл дыхание, как олень вдруг стукнул копытом; из пьедестала вырвался такой мощный поток, что Данилу-шофёра сбило с ног и понесло к автомобилю. Лишнева уберегла от падения соседняя шутиха "Великий Полоз" - толстая змея из жёлтого металла, стоящая торчком на хвосте. Великий Полоз изверг из себя кольцеобразную струю, охватившую Лишнева, как лассо. Струя тянула его прямо в разверстую пасть змеи. Но заработала третья шутиха - "Каменный цветок". Из сердцевины гранитного георгина ударила винтообразная струя, изогнулась, подхватила Лишнева и швырнула в соседнюю шутиху - "Синюшкин колодец", составленный из металлических брёвен с побежалостью всех цветов радуги. Вода в колодце была приятная, тёпленькая. Было даже приятно. Однако ж, очень скоро на дне колодца что-то зарокотало, вода вздыбилась, и Лишнева вынесло на подогретый надувной матрас.
- Лежи, обсыхай! - крикнул Данила-шофёр, который стоял возле машины и поправлял рукой свои кудри. - Я уже обсох, пока ты кувыркался.
- Вот такие у нас примитивные забавы, - вздохнула Хозяйка, когда Лишнев сел в автомобиль. - Не обижайся, Михайла Алексеевич. Мне хотелось, чтоб ты в полной мере ощутил нашу тупость и грубость. А ведь я вколотила в культуру немереные средства! Обидно, а ничего не поделаешь: кругом бездарность. Блеск, треск, фырчит, журчит - и всё бесталанная мёртвечина. От этого и настроение падает, и производительность труда. Надо всё тутошнее срочно оживить, облагородить вдохновением. Это и будет твоя работа, Михайла Алексеевич.
- Я… я не жнаю, как…- растерялся Лишнев.
- Тебе и не надо знать! Присутствуй - и более ничего! Ты сам по себе уникальный. Мы тебя искать замаялись! Данила-разведчик весь верх обшмонал. А результат - ноль! Я лично где только не шарила! А нашла. Сама! У восьмого выхода. У последнего. Он, слава те Господи, открывается на пустырёк, где ты картиночки выставил.
- Это Шквер Народной Культуры…
- Мда… у меня с культурой завал, а у вас и вовсе слёзы… Но это уже не моя юрисдикция. Начнёшь, Михайла Алексеевич, деятельность с моей летней резиденции. Гони, Данила!
- Это улица Металлических Особняков, - говорила Вера Борисовна. - Название не случайное. Особняки целиком сварены из металла. Вон - видишь - медные… это уже алюминиевые пошли… а эти стальные: для любителей суперзащищённости. Ну, тут уже всякие. У меня здесь расселены служащие. Металла в горе много. Получается рационально. И условия для них оптимальные - большой метраж, все удобства.
За окнами проплывали особняки из каких-то совершенно незнакомых металлов: ярко-синих, сиреневых, розовых. Лишнев ругал себя: "Лодырь! Химию не учил! Мечтал, видите ли, на уроках". Почему-то именно на химии особенно часто мечталось о море. Он всё фантазировал, что попал в Крым и стоит возле самой воды, а поскольку он никогда моря не видел, кромка прибоя ему представлялась такой, как у Билибина: орнаментально-кудрявой. Учительница замечала, что у него отсутствующий вид, и захватывала врасплох: "Лишнев, ты слышал вопрос? Не слышал? Ставлю тебе "два" за невнимание к предмету".
- Я не шумею… я ш шамого детштва бештолковый, - прошептал Лишнев.
- Толковых и без тебя хватает, - отвечала Хозяйка. - Толковыми можно луну заселить. Причём компактно. Но все они - бытовики, а ты погружён в красоту. У тебя и сейчас в голове морские волны курчавятся.
- Как вы ужнали? - изумился Лишнев.
- Да без проблем! Наш толковый Данила-электроимпульсник, сварганил для меня индивидуальный мыслесборник: с виду брошка - малахитовый листик, а транслирует картины, например, с твоего воображения - на моё. Трону брошечку - связь включена, опять трону - конец связи. А сейчас - расстанемся. Мне по делам пора.
- Вези Михайлу Алексеевича в летнюю резиденцию! - приказала она Даниле-шофёру и пересела в автомобиль, похожий на бульдозер.
- Тебе отвели летнюю резиденцию "Хрустальная гора", значит, ты числишься на особом положении. Так что жируй, паря!
Чувствовалось, что Данила-шофёр слегка завидует.
- Я не жнаю, почему, Вера Боришовна… - начал было оправдываться Лишнев.
- Всё нормально! - мило улыбнувшись, перебил его Данила-шофёр. - Я просто так болтаю. Я не злой. Здесь злых нету. Чего злиться-то? Все хорошо зарабатывают, обеспечивают верхних, семьи то есть. Одно плоховато: редко отпускают домой. Но я привык. И ты привыкнешь. Вряд ли тебе захочется вернуться к нищете своей. Я ж понимаю, что ты неимущий: обеспеченный народ сюда не бежит. Ну, вот… пока я болтал, мы приехали. Спокойной ночи тебе. Я за тобой утром приеду.
Летняя резиденция "Хрустальная гора" была построена из горного хрусталя. Об этом сообщала медная табличка, прибитая на одной из двадцати колонн фасада. Лишнев так и замер на первой же ступени наружной лестницы. Он глазам своим не поверил, что видит такое богатство! Сквозь прозрачные стены великолепно просматривалась внутренняя лестница, целиком выполненная из хрусталя с крупными - тоже хрустальными - сосульками, которые свешивались наружу с перил. По краям каждой пятой ступени стояли гигантские, как в Большом Кремлёвском дворце, хрустальные торшеры.
От столь сильных впечатлений Лишнев немного ослаб: пришлось присесть на ступеньку. Под медным куполом, таким же, как и над площадью, висела полная луна. К ней прибита была табличка, где было написано достаточно крупными буквами, так что вполне можно было прочитать, сидя на ступеньке резиденции: "Полная луна. Материал - беломорит, так называемый русский лунный камень" У беломоритовой луны был приятный голубовато-розовый отлив, и она слегка искрила. Пока Лишнев разглядывал луну, её искристость усилилась, да так, что по всему куполу пошли всполохи. Искры разрастались в настоящий фейерверк. И вдруг - всё погасло. Медный купол куда-то девался. В тёмно-синем ночном небе желтела настоящая, природная луна. Лишнев почувствовал, что замёрз.
Цельнолитые стеклянные двери сами распахнулись, когда Лишнев к ним подошёл. Из хрустального пола, как деревья - из разлившейся в половодье реки, подымались колонны. Их было так много, что по вестибюлю можно было пройти только к лестнице. Лишнев разулся: не топтать же хрустальный пол грязными полуботинками!
Подниматься по лестнице было больновато - давили рубчики на ступенях. "Сделано, чтобы обувь не скользила", - догадался Лишнев.
На втором этаже убранство было ещё богаче. Кроме колонн и светильников, интерьер украшали хрустальные банкетки и напольные вазы, по форме такие же, как на складе, только хрустальные. В самом конце виднелась винтовая лестница. Табличка поясняла, что орнаментальные подзоры под ступенями выполнены из стекольного хрусталя, произведённого на заводе "Гусь-Хрустальный" в городе Гусь-Хрустальный.
Винтовая лестница вела в спальню с хрустальной кроватью на возвышении. В примыкающем просторном, как спортзал, санузле шумела вода, наполняя хрустальную ванну. Лишнев залез в тёплую, ароматную воду. Тело покрылось шипучими пузырьками. Такое было приятное ощущение, будто всем телом пьёшь газировку с мятным сиропом. Лишнев полностью расслабился и уснул.
Ему приснилось, что он умер. Оказалось, что после смерти можно как угодно передвигаться: хочешь - летай или бегай или плыви. И можно беспрепятственно посещать любые места: тебя же не видно.
Лишнев полетел в парк. Там его повзрослевший сын Миша гулял под руку с девушкой, с виду немножко угрюмой.
- Отец конкретно ставит условие: - говорила девушка. - Пойдёшь к нему в авторемонт - купит нам в элитном двухкомнатную квартиру. Если, конечно, распишемся.
- Он мне, выходит, условия ставит? - нахмурился Миша.
- Не понимаю, что тебя напрягает? - пожала плечами девушка.
Миша заорал:
- А то меня напрягает, любимая, что прогибаться под папаню твоего мне, мягко говоря, не климатит, под тачками валяться - тем более. И с тобой расписываться под его диктовку меня напрягает!
- Чего ты разорался-то? - девушка выпростала руку из-под Мишиного локтя и вытащила из сумочки пакетик с бумажными платочками. - Не хочешь - не расписывайся. Мне что, больше всех надо?
Она развернула платочек, высморкалась, потом скомкала его и сунула в ухо деревянному лесовичку. Лишнев, огорчённый тем, что молодёжь ссорится, улетел.
Приземлился он у реки. На брёвнышке, возле самой воды, его средний сын-красавец Саша с симпатичной блондиночкой пили пиво. Саша назван был в честь Резакова. На этом Лишнев в своё время настоял. Это была единственная победа за все три его брака. Может быть, отчасти поэтому Саша был ему особенно дорог.
Лишнев прилёг неподалёку на влажный песок. Ему так приятно было смотреть на эту прелестную пару!
- Классно в парке… - защебетала девушка. - Шурец, а Шурец, давай останемся! Мы в Сабочаевке хотя бы ориентируемся…
- Нет, - Саня уставился на свои кроссовки. Я по-любому отсюда свалю.
- И куда ж мы свалим?
- Я в столицу ломану. Один. А там, по жизни, будет видно.
- Ну, Шурец… - канючила девушка.
- Хватит алкоголь сосать, - буркнул он, - рожать ведь, кажется, собираешься.
Он забрал у девушки банку и допил её пиво.
Лишнев совсем расстроился и даже не заметил, как перенёсся под куст розовой обильно цветущей сирени. Был чудный тёплый вечер, и цветы благоухали особенно сильно. Под кустом на новом плаще матери занимался сексом Володя, его младший сын, ещё почти ребёнок! Партнёрша Володи - тоже соплячка - громко чавкая, жевала жвачку.
- Можешь ноги повыше поднять? - проворчал Володя.
- Могу! Если прекратишь наваливаться, - огрызнулась девочка.
Лишнев поспешно покинул парк.
"Куда теперь?" - сам у себя спросил он, но ответа не нашёл: все остальные места, которые он знал, были гораздо хуже Парка. Лишнев полетел вверх, просто так, без всякой цели.
Сабочаево-Чертанск мгновенно уменьшился до размеров малогабаритной однокомнатной квартиры, а вскоре и совсем исчез. Зато очень приблизилась луна. Она сочувственно взирала на Лишнева неряшливо очерченными глазницами. Несмотря на бестелесность, он ощутил холод и проснулся.
Вода в ванной остыла. Лишнев вылез, вытерся почему-то маленьким полотенчиком для лица, а не роскошной пушистой, как мех, простынёй, и забрался в кровать. Сверхпышная перина деликатно отобрала у него тело. Он опять заснул. На сей раз без сновидений.
Разбудил его в прямом смысле слова хрустальный звон: два кристалла горного хрусталя, подсоединённые к часовому механизму, ударялись друг о друга. Вскоре пришёл Данила-шофёр машины для внутренних рейсов.
- Тут стало тепло, - заметил он, - и дышать приятно, как всё равно под сиреневым кустом! Классно преображаешь, Алексеич.
- Фто? - не понял Лишнев.
- То самое! За одну лишь ночь ты преобразил каменную спёртую холодрыгу - в лёгкий воздух комнатной температуры. Хозяйка говорит, ты в России один такой! Так что знай себе цену, не тушуйся. Заказывай что душе угодно! Кстати, ты в чего будешь одеваться?
- В швой швитер.
- Не вздумай!- ужаснулся Данила-шофёр. - Тебе положено суперпрестижное! На, бери каталог. Выбирай и не жмись. Для Веры Борисовны любая вещь - не расход! Смотри: вот пиджак "Армани". Тебе нормально будет с джинсиками, к примеру, "Версачи" и рубашечкой… можно тоже "Армани". А если ты любишь свитера, возьми этот, болотный, "Рива-монти". На ноги лучше всего подойдёт "Роберто Кавалли"… меня б так подковали! Хотя грех жаловаться, и я не босой. Данила-шофёр повертел носком прекраснейшего ботинка. - Если ты такой подбор одобряешь, мы всё возьмём в "Янтаре".
- В ювелирном магажине? - удивился Лишнев.
- "Янтарь" - не ювелирный. Они продают высокофирменную конфекцию обувь. А назван так, потому что изнутри обделан янтарём. Мы в Балтии его берём. Бартером. За наши отходы.
* * *
Интерьеры пятиэтажного магазина действительно были облицованы янтарём.
- В наружном лифте поедем, Алексеич, - сообщил Данила-шофёр - а то лестницей пользоваться нельзя: янтарь стопчется.
Из полностью застеклённого лифта лестница прекрасно просматривалась. "Какой, оказывается, разнообразный бывает янтарь! - удивлялся Лишнев. - И белый, и красный, и даже зелёный! А я и не знал… да что я вообще знаю?
- Финиш, да? - Данила-шофер гордо улыбался. - Вся Европа с сорок пятого года на ушах стоит из-за янтарного кабинета, комнатёнки, по сути, а у нас тут - пять этажей! Но об этом никто не знает и не узнает: нам реклама на фиг не нужна.
Каждый лестничный марш предваряла скульптура - янтарное насекомое в рост человека.
- Отец Веры Борисовны резал. А завершить не довелось ему. Умер. Под землёю не каждый выдерживает…
Когда лифт ехал мимо изваяния комара, которому отец Веры Борисовны, видимо, не успел сделать жало, Лишнев заметил, что комар его разглядывает; муха чудного вишнёвого цвета приподнялась на лапках, а стрекоза (ей не отшлифовали глазки) даже взмахнула крылышками.
На пятом этаже, возле примерочных, их встретила группа янтарных манекенов в роскошных одеждах. Манекены хлопали в ладоши и восклицали:
- Браво! Ура! Здрасте!
- Болваны - они и есть болваны, хоть трижды заводные, хоть из золота их слепи, - презрительно бросил Данила-шофёр. Лишнев, однако, заметил, что в манекенах есть что-то живое. Во всяком случае, один из них, одетый в костюм для какого-то неизвестного Лишневу вида спорта, очень тепло ему улыбнулся.
* * *
Данила-шофёр одобрительно оглядел переодетого в обновы Лишнева:
- Тебе хорошо в эксклюзивном! А теперь садись в автомобиль, Алексеич, надо везти тебя к дантисту!
- Данилка-Зубняк - большой у нас понтярщик! - тараторил Данила-шофёр, распахивая перед Лишневым тяжёлую дверь с зелёными каменными накладками, - прикинь, какую вывеску сочинил: "Изумрудная приёмная". По правде-то изумруд здесь всего лишь один - у Зубняка в ухе. Остальное - нефрит: отменный нефрит, иркутский. Мы получаем его заместо наших изумрудов. Вот он и рекламирует, что у него тут изумрудное царство. Ну, фигляр! Зато зубняк - виртуознейший!
В левом ухе у Данилы-дантиста качалась золотая серьга в виде человеческого клыка в натуральную величину с громадной изумрудной пломбой. Любезно показывая безукоризненные зубы, он промурлыкал: "Экскьюз ми" и брызнул Лишневу в лицо чем-то ароматным. Лишнев непроизвольно сделал глубокий вдох, попытался что-то зачем-то вспомнить, но заснул.
Во сне он увидел себя в ЗАГСе с чернокожей девушкой. Ему почему-то было известно, что после регистрации брака Данила-шофёр отвезёт их на скалу, подождёт, пока они налюбуются морским видом, а потом скажет: "Насмотрелись? Теперь прыгайте!" И они, взявшись за руки, прыгнут. Так и вышло. Лететь вниз было радостно: он явственно ощущал душевное единение с новой женой, они оба были в восторге от музыкального рокота прибоя, который становился всё громче, словно совсем рядом играли на арфе. Полёт кончался. Он мягко погрузился в светло-зелёные волны и оказался в зубоврачебном кресле...
- Ну, всё! - Данила-дантист поднёс Лишневу зеркальце в нефритовой оправе.
Новые зубы были ещё прекраснее, чем те, швейцарские.
- Великое спасибо, Михаил Алексеевич! - Данила-дантист поклонился Лишневу в пояс. - У меня тут теперь натуральные целебные шумы - ветер, прибой! Запись игры на арфе можно будет не включать. Кстати, зубки у вас теперь - на всю жизнь. Неразбиваемые. Моё ноу-хау.
* * *
- Едем в " Розовый кварц" визаж тебе делать, - сообщил Данила-шофёр. - Там у них розочки из розового кварца. Бесподобная работа! Тоже отец Веры Борисовны старался. Сад камней, одним словом, только не бульники, как у япошек, а именно что цветы!
В салоне Данилы-визажиста Лишнева попросили сесть на розовый каменный табурет. Со своего места он видел множество каменных роз, очень красиво выполненных. Как в натуральном цветнике, там были и зрелые цветы, и увядшие, роняющие лепестки на декоративную землю из дымчатого кварца. Особенно хороши были бутоны. Лишневу стало грустно: они ж никогда не распустятся.
Пока Данила-визажист худенький блондин неопределённого возраста, одетый в розовый атласный костюм занимался его волосами, самый маленький бутон внезапно раскрылся. А вслед за ним раскрылись и остальные. Изумлённый Данила-визажист чуть не оторвал Лишневу ухо, которое в этот момент тонировал.
И тут грохнуло. С оглушительным звоном посыпались осколки розового кварца. В потолке образовалась дыра, через которую в салон влетел живой, встрёпанный соловей. Вцепившись коготками в нефритовый прицветник только что расцветшего бутона, соловей запел. Данила-визажист охнул, схватил дрожащими пальцами миниатюрный розовый мобильник и, кое-как справившись с кнопками, закричал:
- Вера Борисовна! Прорыв! Соловей ворвался! Ничего не делать? Есть ничего не делать, Вера Борисовна!
Хозяйка приехала очень скоро. Соловей такие чудные звуки испускал, что сотрудники салона даже не замечали, как на них сыпались колючие обломки кварца. Прихода Хозяйки они тоже не заметили.
- Ну, Михайла Алексеевич, ты даёшь! - вскричала Вера Борисовна, увидев дыру и соловья. - Починка - за твой счёт! - она подмигнула Лишневу. - Не пугайся, шуткую.
-Вызывай ремонтников, - приказала она Даниле-визажисту, - проектировщика салона отправлю в пансионат. Соловья можете оставить себе, раз он вам так понравился, что вы меня не заметили.
Она удалилась. Под потолком бился соловей, тщетно силясь вжаться в дырку, через которую провалился в салон.
- Эхма… - Данила-визажист со вздохом оросил бородку Лишнева благоухающим туманом. - У нас чуть, что не так - в пансионат, на вечный отдых. Там по-своему неплохо: хорошо кормят, полностью обслуживают, лечат, если надо. Можно видак смотреть, читать, в компьютерные игры играть. Только общаться нельзя. Каждый пожизненно находится в своем отсеке. Сервис осуществляется через систему автоматов. Всё, Михаил Алексеевич, мы закончили. Можете ехать.
- У тебя через пятнадцать минут ужин с Хозяйкой в ресторане "Малахитовая шкатулка", - сообщил ожидающий в дверях Данила-шофёр, - так что поторопись.
* * *
- Для этого ресторана ещё моя мать заказывала облицовку, - Вера Борисовна погладила малахитовую колонну, как гладят любимого коня. - В наше время столько материала не наберёшь. Кончился малахит.
Лишнев как ни старался, не мог сосредоточиться на её словах: он переживал за Данилу-проектировщика, обречённого на пожизненное одиночество.
- Михайла Алексеевич, что с тобой? - Вера Борисовна тронула свою брошку-мыслесборник. - Ах, вон в чём дело… Данилу-проектировщика жалко... а зря. Я проясню ситуацию. На любой фирме, тем более на такой крупной, как "Медная гора", существует система поощрений и наказаний. А как мы можем наказывать? Рублём? Не получится: у всех уже отложено на три поколения. Физическое воздействие исключено! Я - женщина, - Вера Борисовна пристально посмотрела Лишневу в глаза. - Остаётся одно средство: пансион.
- Штрашно жичь одному до шамой шмерчи…
- Их там никто насильно не держит: хочешь - отправляйся наверх. Но обратно пути нет. Так вот: ещё никто из этих несчастных домой не попросился. Предпочитают бесплатное одиночество. Денег у них - я уже говорила - куча, а тратить их не желают. Может, надеются, что я помру ненароком, и тогда их на работе восстановят; может, ещё какие-то у них соображения - не знаю и знать не хочу! Так что за Данил не переживай. Это ихний выбор.
- Сейчас начнётся варьете, Вера Борисовна, - шепнул неслышно подбежавший официант. - У нас сегодня в программе новое ревю "Великий Полоз". Вам, как обычно, Вера Борисовна?
- Да. Михайле Алексеевичу принесёшь большой бифштекс.
- С кортежем, Вера Борисовна?
- Много разговариваешь. Утомил.
- Понял, Вера Борисовна, - убегая, пролепетал официант .
- Надо твои новые зубы опробовать, - она ободряюще улыбнулась.
В зале погас свет, но зато сцена так осветилась, будто её охватил ярко-жёлтый огонь. Постепенно Лишнев разглядел, что это, оказывается, был не огонь, а занимающая всё сценическое пространство змея. Примерно таких он видел на зарубежных карнавалах по телевизору.
Под немного переделанный кавалерийский марш эта громадная змея покачала золотым хвостом, затем, свесила его в зал и медленно выпростала голову из толстых колец собственного тела. Открылись глаза, в которые были вмонтированы прожектора, раздвинулись метровые губы из красного стекла, и змея запела оперным баритоном:
Великий Полоз - это я,
Подземный государь-змея.
Металлов и каменьев
Полно в моих владеньях.
Эй, слуги, меня развлекайте!
Рубины мои посчитайте!
Зал моментально наполнился женщинами в костюмах ящериц. Они лезли из-под столиков, спрыгивали с потолочных балок, сбегали по колоннам. Под звуки множества народных инструментов они устремились на сцену, где, незаметно переоделись в зелёные с люрексом сарафаны хористок. Подобострастно протягивая руки к змее, они запели:
Сколько клюквы на болоте созревает,
Столько у тебя рубинов - это каждый знает!
Триста тысяч, миллионы,
Миллиарды, триллионы,
Много, много, много тонн!
Господам наш поклон
!
Хористки упали на колени и опять превратились в ящериц. На своих спинах они унесли со сцены Великого Полоза, продолжавшего петь:
Сколько клюквы на болоте созревает,
Столько у меня рубинов - это каждый знает!
Миллиарды, триллионы.
То-то-то-то-то-то-тонны!
- Бифштекс волокут! - сказала Хозяйка.
Бифштекс, действительно, волокли. Три официанта в бычьих шкурах, накинутых поверх униформы, бежали на четвереньках. К медным кольцам, блестевшим на их шеях, были пристёгнуты медные цепи, а к цепям - медный столик на колёсах. На столике в медной посудине скворчал кусок мяса, размером с шапку-ушанку взрослого мужчины
- Пробуй! - скомандовала Хозяйка - Меня не жди. Я этого не буду. Я ловлю кайф только от пельменей с редькой.
Лишнев засмотрелся на игру масляных пузырьков на румяной корочке своего бифштекса. Он вдруг вспомнил описание рыцарского пира из книги, которую ему подарила дирекция школы за хорошие успехи в пятом классе (потом он плохо учился: слишком много мечтал). Книга ему настолько понравилась, что он запомнил её всю наизусть. " Рыгнув и хохотнув, - говорилось в отрывке про пир, - спесивый герцог подобострастно склонился пред остро пахнущей, пышущей раскалённым соком кабанятиной. Холёными пальцами он поднёс к толстым губам огромнейший кусок и вонзил в него зубы. Мясной сок погасил сверкание бриллиантов на фамильных перстнях, залил брюссельские кружева манжет и жабо, и, наконец, пролился в раскрытую пасть борзой". Когда вспомнилась книга, появился и аппетит. Лишнев, сам того не замечая, жадно ел. Остановился он лишь когда почувствовал во рту острую боль. Видно, перегрузил новые зубы.
- Сейчас будет выступать мужской балет, Вера Борисовна, - доложил неслышно приблизившийся Данила-официант. - Задействованы лучшие силы!
- Могу себе представить! - Хозяйка со скучающим видом обмакнула пальцы в малахитовую полоскательницу, сделанную в виде миниатюрного плавательного бассейна с медными лесенками, по которым спускались к душистой воде медные куколки с кувшинчиками в руках. Из кувшинчиков в полоскательницу капали ароматические масла.
Мужской балет изображал разные виды деятельности Данил. Номера объявлял мускулистый мужчина, одетый в трико с люрексом. Первым был танец Данилы-шофёра. Семёня ногами, вывернутыми в какой-то ужасно неудобной позиции, танцор крутил воображаемый руль. Его голова в золотом шлеме, отдалённо напоминающем бейсболку, быстро поворачивалась то вправо, то влево почти на триста шестьдесят градусов. Лишнев даже испугался, что у солиста может оторваться голова. Следующим номером был юмористический дуэт "У Данилы-визажиста". Условно-танцевальными движениями балетный визажист долго и подробно обслуживал клиента, который всё время ему мешал, мимически рассказывая о своей работе в балете. Затем было эксцентрическое па-де-труа "У Данилы-дантиста": человека с проблемным зубом брат приводит к дантисту. Этот номер был похож на предыдущий подробным показом рабочего процесса. Вера Борисовна громко, не таясь, зевала. Но вот объявили финальное действо. Оно началось с кордебалета в серых спецовках. Оттанцевав, кордебалет неслышным маршем удалился со сцены, уступив место Даниле-солисту, тому, кто танцевал "Данилу-шофёра". Данила-солист с букетом ярчайших роз устремился огромными скачками вглубь сцены. Грянула торжественная оглушительная музыка и поднялся ещё один занавес, до этого момента скрывавший фарфоровое изваяние Веры Борисовны в позе и костюме дулёвской статуэтки "Хозяйка Медной горы", той самой, которая уже полвека присутствует в миллионах квартир. Прервав работу, официанты хлопали в ладоши, кричали "Браво!".
- Ну, дураки! Ну, подхалимы! - хохотала Хозяйка. - Додумались! Культ личности развели! Фу… как нафталина нанюхалась. Ничего, ты с этой рутиной покончишь.
- Я?! - испугался Лишнев. - У меня шовшем шлабое ображование: вшево лишь шабочаво-чертаншкое шреднее оформительшкое…
- Михайла Алексеевич, зачем ты шепелявишь? - перебила его Хозяйка. - У тебя же теперь есть зубы. А тебя я ценю не за образование твоё сабочаевское.
Вера Борисовна пододвинула к нему малахитовый фужер, вместимостью примерно как кастрюля, в которой Тома варила Володеньке кашу:
- За твои деяния, Михайла Алексеевич! Выпей, давай, до дна.
По краю фужера приделаны были медные ящерицы. Пока Лишнев пил, они тоже как будто пили.
* * *
Лишневу опять приснился Центральный парк.
Был приятный майский полдень. Он с жёнами и сыновьями гулял по набережной Чертанки. Сыновья кушали мороженое, жёны грызли шоколадки. Младшая - Тома подёргала бретельку своего жёлто-синего сарафана и говорит:
- Миш, покатай нас!
На воде как раз колыхалась лодка. И они поплыли. Лодка шла быстро и легко - с водой соприкасалась одним лишь донышком, и только если другие суда подымали волнение. А судов была полная река! Особенно маленьких. Во всех направлениях шныряли по Чертанке яхты, катамараны, катера, глиссеры, водные лыжи, водные велосипеды, водные мотоциклы. Хорошо было на реке! Вода блестела так, будто в неё добавили специальный состав. Лодка совсем оторвалась от воды и взлетала всё выше.
- Чайки! Чайки! - кричал Саша. - Почему они такие жирные? Папа, почему на картинке они как чёрточки, а здесь такие жирняги!
- Папуля! Я вижу рыбку! Папуля, я ещё одну рыбку увидел! - Володенька от восторга чуть не перевалился через борт. - Ой, их полно! Папа, их полно! Мама! Тётя Валя! Тётя Тома! Здесь столько рыбочек!
Внизу был теперь цветущий луг. Стрекозы и бабочки пёстрой тучкой сопровождали лодку. Сам он лежал на корме, уютно свернувшись калачиком. И вдруг - вот ужас-то! Лодка влетела в тоннель. Они оказались в полной темноте. Дети кричали от страха, а жёны громко его ругали. Когда тоннель кончился, Лишнев увидел, что остался один, на голом хрустале, а все постельные принадлежности, включая мелкостёганную перину полуметровой толщины, валяются на полу. Данила-шофёр осторожно похлопывал его по ноге, приговаривая:
- Вставай, Алексеич, пора на работу
Перед тем, как завести машину, он поставил на выдвижной столик тарелку с гречневой кашей и куском постной свинины.
- Кушай, кушай, копи силы, - приговаривал он, пока Лишнев ел.
Автомобиль поехал под уклон. Медная облицовка кончилась. Началась голая горная порода тёмно-серого цвета. Становилось темно. Данила-шофёр подал Лишневу каску с фонариком спереди и сам надел такую же. Теперь со всех сторон раздавались ритмичные удары. Всюду, до невидимого в темноте горизонта, шевелились зажжённые шахтёрские фонарики. Данила-шофёр остановил машину. Они вышли. Постепенно Лишнев начал различать людей. Простыми инструментами они откалывали куски от горной породы. Все смотрели вдаль, а не туда, где работали их руки. Никто не разговаривал.
-Это Миколы-рудокопы, - шепнул Данила-шофёр. - Они незрячие. Работают малопроизводительным устаревшим способом. Хотя, если их обучить, они справятся с какой хочешь современной техникой, потому что у них сверхчуткие руки. Но обучить-то их немыслимо: у них воображение - на нуле. А без воображения нет проку в снаряжении - Вера Борисовна так стихами формулирует. Короче, она приказала, чтоб ты преобразил Микол-рудокопов. Чего надо, тебе Данила-горный инженер пояснит, он сюда идёт, а я поехал, мне пора.
- Здравствуйте, товарищ Лишнев! - Пальцы Данилы-горного инженера коснулись спины Лишнева и, как встревоженные мыши, пробежали от лопаток до пояса, затем по правой руке - к ладони. Лишнев ощутил невероятно лёгкое рукопожатие.
- Вера Борисовна надеется на Ваш талант. И я тоже. Уж постарайтесь, товарищ! С коллективом я вас прямо сейчас познакомлю. У нас технический перерыв.
Запахло кофе. Лишнева со всех сторон обступили Миколы-рудокопы с пластиковыми стаканчиками в руках. Но никто не пил. Все замерли в позах, выражающих ожидание. Лишнев не представлял, что ему надо делать. Он почему-то вспомнил, как во сне потерял лодку со всеми своими семьями. Ему представилось, что он ещё в лодке, в тоннеле, и пытается найти в темноте бечёвку от мотора. Вот она! Ура! Он дёрнул изо всех сил. Мотор зарокотал, жёны и сыновья захлопали в ладоши. Одним махом лодка вырвалась из тоннеля и плавно опустилась на притихшую, предзакатную реку. Кроме жён и сыновей в лодке оказался и Саня Резаков, и покойная мама Лишнева, живая, в прекрасном английском костюме, и ещё множество людей: все добродушные, все в хорошем настроении. Вообще, это была уже не лодка, а широкий плот. Мужчины удили светящихся рыб, показывали женщинам и ребятишкам, а потом отпускали обратно в море - они теперь плыли по морю. Сверху сыпались лепестки роз и других садовых цветов. Дети складывали их в коробочки, на память.
- Блестяще! Невероятно! - голос Данилы-горного инженера вернул Лишнева к действительности. - От всего рабочего коллектива огромное вам спасибо, дорогой Михаил Алексеевич!
Что-то изменилось вокруг. Появилась золотистая подсветка. Доселе молчавшие Миколы-рудокопы возбуждённо заговорили все сразу.
- Внимание! - крикнул Данила-горный инженер. - После кофе-брейка работ не будет! Все пойдут на мою лекцию о передовой горнодобывающей технологии!
Миколы-рудокопы отозвались радостными восклицаниями,
- Перекусим по-быстрому в "Медяшке", а оттуда - к Даниле-кутюрье. Тебе нужен образный костюм для вечернего мероприятия, - говорил Данила-шофёр, аккуратно выезжая из толпы Микол-рудакопов.
* * *
В "Медяшке" галдели многочисленные едоки. Между тесно поставленных столов сновали молоденькие официанты с медными подносами, на которых громоздились комплексные обеды.
- В горе нужно много кушать, - говорил, поедая густой ароматный суп, Данила-шофёр. - Гора все калории из человека выматывает. Гора есть гора.
Еда в "Медяшке" была очень аппетитная. Так его кормили в детстве. Варёное мясо подали с жареной картошечкой. Был и домашний винегретик, заправленный хорошим, пахучим подсолнечным маслом. Был и бульон с самодельной лапшичкой. Была и навага с пюре, сдобренном желтком. Ещё подали глазунью на три яйца с поджаренной варёной колбаской, а после неё - опять ели суп, но другой: куриные щи. Завершался обед наваристым компотом из сухофруктов и крепким чаем с тёплым яблочным пирогом.
Играло радио. Передавали популярные арии из опер. "Па-па-па-па-па-па-гелло" - понеслось из старинного трёхпрограммника. Лишнев обрадовался. "Волшебную флейту" Моцарта он обожал ещё когда был дошкольником.
- Парень! - крикнул официанту едок в униформе магазина "Янтарь". - Скажи Даниле-шеф-повару, что еда сегодня - бесподобная!
-Правда что очень вкусно! Как у родной бабушки! - откликнулись с других столов. - Пусть всегда так стряпает!
- Здорово, Алексеич! - восхитился Данила-шофёр. - И в "Медяшке" навёл порядок! Покушал? Тогда поехали. Данила-кутюрье не любит ждать. Это - фрукт из фруктов…
* * *
Данила-кутюрье встретил Лишнева в сером блузоне и серых шароварах. Он держал в каждой руке по рюмочке из странного серого хрусталя.
Я мышь горы. Мой облик тёмно-сер,
Как подобает жителю пещер.
Но вас, мон шер, душевно буду рад
Облечь в мажорно-радужный наряд!
- продекламировал он и добавил, наполняя рюмки: - Это вполне приличный ликёр. Пейте!
Сладкий, но без приторности, вкус показался Лишневу знакомым. "Не может быть, - подумал он, - я пробую ликёр первый раз". Тем не менее, в памяти возникла высокая рюмка с чем-то чудным, тёмно-красным. Рядом, на белой скатерти, слегка смятой, лежал персик и несколько грецких орехов. Со скатерти свешивалась золотистая спираль шкурки не дочищенного лимона. А позади рюмки виднелась бронзовая ваза с рельефными сценами из жизни Купидона. Лишнев перевернул страницу монографии. Там были остатки пирога, похожие на полуразрушенную крепостную башню, лимон - на этот раз нарезанный влажными ломтиками - и полупрозрачная виноградная гроздь, брошенная на тарелку вместе с ажурным листом, слегка покоробленным и пожелтевшим по краям. В композиционном центре натюрморта сиял светло-зелёный напиток в массивном, пупырчатом фужере, отражающем невидимое зрителю окно. Лишнев сосал мятную конфету, но во рту был не её примитивный вкус, а совсем другой: сладкий, но без приторности…
- Ах, Лишнев, ах, гений! Брависсимо! - сделав глоток, вскричал Данила-кутюрье. - Был всего лишь ликёр - да, дорогой, да, хороший. Но вы пригубили - и он преобразился! Нектар, натуральнейший нектар! Для небесной элиты, для архангелов и так далее! Вы - супер, супер! А теперь - к делу. Время поджимает.
Он обнял Лишнева за талию и повёл к компьютеру.
Пальцы Данилы-кутюрье с ногтями, покрытыми серым лаком, игриво пощекотали клавиатуру. На экране монитора появился полуголый Лишнев - на нём была только рубашка, кажется, старинная, с очень широкими рукавами.
- Чудно! - воскликнул Данила-кутюрье. - Ах, какая рубашечка! Какая вышивка! Это ведь настоящее ришелье! Знаете, мон шер, на какую тему вышивка? На тему орхидей! Я ж в курсе, что они цветы Ваших грёз. Теперь бы только закомпоновать их поплотнее…
К цветку цветок.
Сплошной поток!
- Жилет! - объявил он. - Заткан незабудками, цветами Вашего выживания. Пальто: джинса с шифоном. А теперь взгляните, как дивно оформлена нижняя часть Вашего лица.
Из бородки компьютерного Лишнева выглядывал живой ландыш. Отдельная схема показывала, как под воротом рубашки крепится гибкий мини-сосуд.
- Ландыш будет пить водичку и, таким образом, сохранит свежесть до конца мероприятия. Моя придумка! - с гордостью сообщил Данила-кутюрье.- А теперь - внимание! Ваша коронация!
Данила-кутюрье шевельнул пальцами. Изображение Лишнева увенчала наборная корона с зубцами в виде стилизованных тюльпанов.
- Какая нежность! Какая мужественность! - Данила-кутюрье откровенно восторгался своей работой,
Много дамского в мужском.
Много сложного в простом!
Я назову этот наряд "Король Цветов". Чисто Ваш образ! - Данила-кутюрье вдруг схватился за голову:
- О, зараза! Я забыл о штанах! Я забыл о сапогах!
Тут же Лишнев увидел себя на экране затянутым в ажурное трико, обутым в ковбойские сапоги, инкрустированные лепестками роз из красной кожи.
- Ну, Господи, благослови! - Данила-кутюрье изящно перекрестился.
Что-то застрекотало, залязгало. В платяном шкафу распахнулись дверцы, и на вешалке конвейерного типа с поддоном для обуви выехал полный наряд Короля Цветов.
* * *
Данила-шофёр подогнал к офису Данилы-кутюрье парадный автомобиль. По всему его корпусу через каждые пять сантиметров были вделаны изумруды. Формой и цветом автомобиль напоминал ящерицу. Прежде чем открыть дверцы, Данила-шофёр надел белые перчатки.
- Чтобы полировочку не замарать, - пояснил он, - "Ящер" - машина посерьёзнее "Роллс-Ройса".
В салоне Лишнев неотрывно любовался чехлами из змеиной кожи с очаровательным природным орнаментом.
Вскоре "Ящер" остановился.
- Гора в горе! Такое у нас только увидишь, - Данила-шофёр поднял мини жалюзи, и Лишнев действительно увидел гору, вернее, небольшой симметричный холм, покрытый листовой медью.
- Зимняя резиденция президента коммерческой фирмы "Медная гора" госпожи Бажовой Веры Борисовны! - громогласно объявил Данила-шофёр, после того как выскочил из машины и распахнул перед Лишневым дверцу. Потом, подмигнув, он шепнул:
- Пойдёшь по ковровой дорожке, как Юрий Гагарин! Только не космический, а тутошний, внутриземляной!
Подошвы у ковбойских сапог оказались настолько тоненькими, что Лишнев чувствовал, как под ногами пружинит ворс. Дорожка была чудная: чистошерстяная, медовых тонов. Когда швейцары в жёлтых ливреях открыли перед ним двери, мощные волны света подхватили его и внесли внутрь.
Пиршественный зал был облицован такими же листами меди, как и фасад. Зал ничем не был украшен. Даже зеркала отсутствовали. Правда, отполированные стены отражали не хуже зеркал. Зато истинно роскошное зрелище являли собой наряды мужчин: всех без исключения - и гостей, и официантов. Гости облачены были - в светлые одежды сказочных королей, а на официантах были яркие фраки. Цветным пламенем носились они между розовых Королей Зари, палевых Королей Полей, фисташковых королей Лугов, серебряных Королей Снегов. В отличие от мужчин, дамы выглядели весьма буднично: гладкие причёски, глухие платья простенького покроя. Но когда одна из дам - в тёмно-сером миди - повернулась лицом к Лишневу, брошь на её груди сверкнула так, что его глаза пронзила резкая боль.
- Без светорассеивающего лорнета смотреть на этих дам опасно, - услышал Лишнев голос Данилы-кутюрье. - А с лорнетом на порядок опаснее: мужья рассердятся и могут умертвить. Они резкие господа. Лучше всего, мон шер, прищурьтесь и полузагородитесь рукой. Посмотреть-то стоит. Брошки на этих невзрачных дамочках более чем музейные! А сами дамочки - это, можно сказать, витринки мужниных капиталов. Всё честно и адекватно: чем круче фирма супруга, тем ослепительнее брошка супруги. Вот вас и ослепило! Но приободритесь! Король Подсолнухов к Вашим услугам!
Он поклонился, как Арамис в кинофильме "Три мушкетёра", достал из кармана своей жёлтой блузы флакон со старинным пульверизатором в виде груши и пшикнул Лишневу прямо в глаза.
- Сюда сползлись не дурака валять, - продолжал Данила-кутюрье, убедившись, что Лишневу полегчало. - Идёт серьёзнейшее действо. Именуется оно - "выбор партнёра". Выбирает всегда только Вера Борисовна: она самая крутая. Выбирает она - только одного партнёра, и только на один календарный год. Но это земные дела, а мы с вами художники, у нас нетути капиталов. Так бежим пировать!
Данила-горный инженер, сидевший с другими Данилами за столиком для служащих фирмы, прислушался к чему-то и воскликнул:
- Товарищи, к нам приближается Михаил Алексеевич Лишнев! Он движется, как лист древесный, гонимый ветром. Но знайте: его духовные силы неисчерпаемы!
- Ой, какая чушь! - хихикнул Данила-солист варьете, и обращаясь к подошедшим, шутейно пропищал: - Садись, Данила-кутюрье-мутюрье, садись великий Лишнев! Выпейте, господа, с обныкнавенными Данилками!
- Шпашибо… - шепнул Лишнев.
- Он и говорит, как лист древесный, - продолжал Данила-горный инженер, но Данила-солист варьете опять захихикал:
Ах, лист древесный, бессловесный,
Игралище стихии бесполезной…
- Принеси-ка, голубь, Господину Лишневу для начала закусонишку с супризом, - приказал Данила-солист варьете примчавшемуся Даниле-официанту.
- А теперь - садрагнёмси!
После того, как все выпили, к Лишневу подсел толстый розоволицый блондин с пышной бородой.
- Я Данила-директор "Медяшки", - представился он, - я мыслю трезво...
- Эсли не пью резво… - паясничал Данила-солист варьете, но Данила-директор "Медяшки" не обращал на него внимания и продолжал, по-прежнему обращаясь к Лишневу:
- И вот что я тебе скажу. Ты как дрожжи. При тебе всё оживляется, всё лучшает. Ты приносишь громадную пользу. Поэтому тебя постараются переманить. Прямо сейчас и начнут. Сверхкрутые, по существу, за этим и приехали. Не поддавайся: Вера Борисовна - наилучший вариант. Во всех отношениях.
- Фирменная закусочка "Синюшкин колодец"! - объявил Данила-официант, грациозно опуская рядом с тарелкой Лишнева посудину с закуской. Кушанье имело форму колодезного сруба в миниатюре: брёвнышки изображала спаржа, паклю между ними - укроп, а поверхность воды - полупрозрачное желе.
- Приподними-ка желе, - посоветовал Данила-директор "Медяшки", - только аккуратно, там диковинка.
Под слоем желе обнаружилась чистая вода. В ней плавал малюсенький живой осётрик.
- Кушай спаржу, она - вкуснейшая, её пропитывают специальным французским соусом, - говорил Данила-директор "Медяшки", - а с осётриком можешь поиграться. Его надрессировали, а предварительно - вживили лёгкое ящерицы, чтоб дышал двояко и мог, к примеру, сплясать на столе. Вытащи-ка его!
Но Осётрик сам прыгнул ему в руку и ласково потёрся о ладонь.
Подоспел официант с аквариумом. Лишнев выпустил туда осётрика.
Стол, тем временем, окружили гости.
- Я в потенциале богаче, чем Вера Борисовна, - начал мужчина в светло-зелёном шёлке (судя по символике на короне - Король Весны), - я расплачусь ювелирными вещами музейного уровня. В товарном количестве.
Он подтолкнул к столу женщину в длинном чёрном платье. Лишнев помнил, к чему привёл взгляд, брошенный на гостью. Он тот час сощурился и прикрыл глаза растопыренными пальцами.
- Смотри, не бойся, - подбодрил его Король Весны, - я на это нормально реагирую.
Женщина наклонилась и приблизила к глазам Лишнева бюст, на котором располагалась точно и подробно изображённая лягушка в натуральную величину. Лягушка была выточена из цельного изумруда необыкновенно интенсивной окраски. Мужчина отстегнул лягушку от платья жены и положил на стол около тарелки Лишнева:
- Это аванс. Зарплата тебе тоже понравится. Время терять не будем. Едем сейчас в моём "Роллс-ройсе".
- Её не продашь никуда, - шепнули сзади. - Лягушка в розыске. А я деньгами расплачусь. Огромной суммой.
Лишнев обернулся. Низкорослый крепыш в светло-лиловой мантии Короля Садов делал знаки следовать за ним. Короля Садов быстро оттеснил Король Морей - высокий, длинноусый, в перламутровых доспехах.
- Снимай и доставай документы - приказал он пожилой блондинке.
Она безропотно отцепила от воротника паука-птицееда, сплошь усеянного бриллиантами и вытащила из сумочки какие-то бумаги. Скрипнув перламутровыми латами, Король Морей выхватил у блондинки из рук бумаги и паука и бросил на стол.
- Бери. Брошь приобретена законно, законнее не бывает, - заверил он, - вот он, чек из реального магазина, а вот разрешение на вывоз. А теперь пошли садиться в машину. Она лучше "Роллс-ройса". Во-первых, корпус цельноплатинновый, во-вторых салон просторный: хоть плавай, в нём, хоть бегай.
- В моей тачке - итальянский спальный гарнитур, - перебил его Король Садов.
Теперь все говорили одновременно. На столе росла кучка драгоценностей.
Данила-официант собрал их в салфетку и так завернул, что получился ананас и даже с ботвой. Однако на его виртуозные манипуляции никто не обратил внимания. Все взоры обратились на приближающуюся Веру Борисовну.
- Не поддался? - улыбнулась она. - Молодчина. А твои бабы в экстазе от полученной суммы. У Тамарки поднялась неуёмная икота, когда она документ прочитала. Неудивительно. Там значилось, что ты за оформление стендов на фирме "Медная гора" получил десять тысяч условных единиц и перевёл ей. По стольку же и обе Вальки поимели. У них и вовсе организмы пошатнулись: у первой - давление заскакало, у второй гланды раздулись. Только не переживай: теперь у них всё в порядке. Все три расписались, что не возражают против твоего пожизненного пребывания на подземной фирме. Мда, не раскисли.
Вера Борисовна вздохнула, покачала головой. Потом внимательно оглядела Лишнева:
- Ты симпатичный стал. А я-то ещё нравлюсь тебе?
- Конефно, - промямлил Лишнев.
- Тогда сделаем так: как только распишемся, я назначу тебя Главным менеджером "Медной горы". Раз в месяц буду отпускать тебя наверх, чтоб день или два ты мог побыть с сыновьями и проведать своего Резакова, или куда-нибудь за рубеж слетать, полюбоваться на шедевры культуры. Как минимум дважды в год будем с тобой отдыхать на престижных курортах.
Лишнев загляделся на осётрика, который строил ему смешные мордочки.
- Да что ты на малька-то уставился? - воскликнула Вера Борисовна. - Полюбился что ль? Не надо, Михайла Алексеевич, не привязывайся к нему. Не жилец он в подземной экологии. К утру неизбежно подохнет.
Из глаз у Лишнева сами по себе закапали слёзы.
- Ты чё так расстраиваешься? - изумилась Вера Борисовна. - Поцелуй-ка лучше невесту свою!
Но Лишнев не слышал. Он рыдал.
- Господи! - охнула Хозяйка. - Да что с тобой?! Это ж рыбёшка типа кильки! Ну, забавная, ну, прикольная. Но зачем же убиваться по ней, как по родной маме! Успокойся, Михайла Алексеевич, и давай поцелуемся.
Надавливая сильной рукой на шейные позвонки Лишнева, Вера Борисовна побудила его подняться со стула и прижала к себе. Лишнев робко коснулся губами её твёрдой, глянцевой щеки. Вера Борисовна тоже его поцеловала в щёку, а потом громко, на весь зал объявила:
- Господа, рекомендую: Лишнев Михаил Алексеевич - мой жених и будущий Главный менеджер "Медной горы".
Присутствующие повскакали с мест, зааплодировали, закричали "Ура!". Оркестр заиграл темпераментно-торжественный вальс, официанты бросились за шампанским.
- Я ненадолго отлучусь. Не скучай, - шепнула Вера Борисовна и исчезла из виду, окружённая гостями.
Плавая взад-вперёд по аквариуму, осётрик печально смотрел на Лишнева.
- Шкодный осётрик, правда, что жалко его, - Данила-официант сыпанул корм в аквариум. - Наверху жил бы, может лет двести, а в этих условиях до утра - и то навряд ли протянет. Для него внутригорное давление абсолютно неприемлемо. Так мне сказал братан мой, Данила-генный инженер. Он Миколам-рудокопам медвежьи хромосомы вживлял для силы удара по породе. Заодно поставил осётрику имплантанты. Чтоб Хозяйку повеселить.
Осётрик завилял хвостиком как собачка и принялся кувыркаться.
- Фто он куфает? - спросил Лишнев.
- Да всё. Мух, комариков, любой рыбий корм; манную кашку любит.
- А можно его увежчи наверх?
- Конечно, Михаил Алексеевич. Данила-водила отвезёт. Я ему скажу. Напишите кому отдать и адресок вот сюда, в блокнотик.
- Я б ш ним тоже ухал.
- Какие проблемы! Он и вас прокатит.
- Я хочу нашовшем уехач…
-Да вы что? - Данила-официант даже охрип от волнения. - Там же нищета!
Лишнев молчал и улыбался осётрику.
Данила-официант умчался и через минуту вернулся с Верой Борисовной.
- Что-нибудь не так, Михайла Алексеевич? - спросила она, хмуря чёткие брови. - Говори. Исправим.
- Ошётрика жалко. И рашштовачшя ш ним жалко.
- А со мной - не жалко?
Лишнев молчал.
- Значит, не жалко. Тогда. Что ж… забирай своё сокровище и поезжай обратно в Сабочаевку. Машину я тебе предоставлю. Только напрасно ты, Михайла Алексеевич, великий свой шанс на эту малявку променял. И меня расстроил.
Вера Борисовна дёрнула на себе серьгу, зашагала прочь, но вернулась.
- Миша, - голос её заметно сел, - знаешь, что ты сделал?
- Наруфил шлово, - Лишнев опустил голову.
- Да это фигня. Ты поступил хуже. "Медное сердце разбито, как хрупкий хрусталь". А я-то, дурочка, собралась было жить сердцем, дышать лёгким воздухом и нюхать цветы, а главное - любить. Тебя конкретно…
Хозяйка по-детски шмыгнула носом и сжала вялые пальцы Лишнева.
* * *
Наверх он попал в рассветное время. Было безветренно и безоблачно. Трава, прорвавшаяся на улицу из-за заборов, распрямилась, как нарисованная.
- Приехали. До свидания, - буркнул Данила-шофёр внешних рейсов, подавая Лишневу аквариум, в котором веселился осётрик.
Едва Лишнев вышел из машины, как она проломилась вниз. На её месте осталась кучка песка, как будто там дети играли.
Дома Лишнев первым делом сварил манную кашу. Пред тем, как самому поесть, он опустил в аквариум полную столовую ложку.
Осётрик, не торопясь, кушал и поглядывал на Лишнева.
Вскоре пришёл Резаков.
- Ты где был? - закричал он, кое-как втиснувшись в крошечную прихожую. - Где ты взял такой шикарный пиджак? Боже мой, джинсы "Версачи"! Откуда это всё? И для чего тебе аквариум?
- Я на фирме шотрудничал…
- Погоди-погоди…- Резаков задумался. - Это, случайно, не "Медная гора?"
Лишнев кивнул.
- Вот оно что. Знаешь, Мишаня, они мне прислали письмо. Там сказано, что я могу получить десять тысяч долларов, если соглашусь, чтобы ты пожизненно работал под землёй. Я уверен был, что это Коркины прикалываются - они ж у нас великие шутники. Но крутые мне сказали, что такая фирма есть. Значит, действительно есть…
Резаков сел на табуретку и задумался.
- Скоты! - неожиданно выкрикнул он. - Думали, я за деньги готов друга сгноить под землёй!
Он возмущённо засопел и вдруг хлопнул себя по голове:
- Всё ясно! Представляешь, Мишаня, перехожу я вчера бульвар Мыловарщиков, и прямо на меня едет учебный "Москвич". Еле отскочил. И знаешь кто был за рулём? Твоя Томка! Я прибалдел. "Где, - думаю, - эта глупая злыдня нашла деньги на автошколу?". Слушай дальше. Захожу вчера в универмаг за чайником - чайник у меня потёк - смотрю, со второго этажа спускается Валька - первенькая твоя - и тащит штук десять фирменных пакетов с покупками. Опять недоумеваю. "Откуда, - думаю - столь высокая покупательная способность при таких, прости меня, Мишаня, микроскопических алиментах". А сегодня утром иду в Сбербанк платить за коммунальные услуги, а там твоя вторая Валька ковыряется в банкомате. Они, скорее всего, тоже получили деловые предложения насчёт тебя. Ну и согласились, сучки такие! Кстати, Мишаня, зачем ты этой "Медной горе" понадобился?
- Штенды оформлячь… - соврал Лишнев и съёжился от стыда.
- Надо же… - удивился Резаков. - Ну, да Бог с ним со всем. Переоденься. Пиджак "Армани" повесим в шкаф - может, когда-нибудь пригодится - и айда ко мне. Я котлетки пожарил.
* * *
Наевшись каши, сытый и счастливый, осётрик спал в аквариуме. Тихонько, чтоб его не разбудить, Лишнев заваривал чай. Он улыбался, радуясь чистоте неба.
Яркое не по сезону солнце взбодрило жителей Сабочаево-Чертанска. Они толпились на оптовке, болтались на улицах, шли и ехали в парк. Наблюдая за оживлённым поведением горожан, Солнце говорило наметившейся Луне:
- Забегали…крикнуть бы этим, как их…
- Сабочаевцам, - подсказала Луна.
- Крикнуть бы им: "Эй, сабочаевцы! Да не суетитесь вы! Будьте беспечны! Усвойте, сабочаевцы! Беспечность - это норма жизни!"
- Ты что? - испугалась Луна. - Не дай Бог раскрутить их на беспечность! Такое наворочают, что ни тебе, ни мне мало не покажется.
Потом она вздохнула, да так, что облака затряслись, и добавила:
- Были бы все, как Мишечка Лишнев! А то он один такой, истинно беспечный!
-Ничего подобного, - возразило Солнце. - Все сабочаевцы, в сущности, такие же. Только они - не проявленные, как мы с тобой в чужое время суток. Я ночью вообще никакое. А ты… да посмотри на себя! Ты сейчас похожа на след от тряпки на стекле.
- Сказануло! - Луна поджала серые губы, отчего всех людей немножко затошнило.
- Не сердись, - миролюбиво улыбнулось Солнце, и всё человечество почувствовало прилив сил. - Я знаю, что ты красавица, и твоего Мишу я высоко ценю и вообще я считаю, что Сабочаево-Чертанск жив исключительно благодаря его проявленной беспечности.
- Вот именно… - Луна тоже заулыбалась и дружески подмигнула Солнцу.
|
|
